Читать «Мышление Адольфа Гитлера (бор-)» онлайн - страница 5

«Когда я был прикован к постели, ко мне пришла мысль, что я освобожу Германию, что я сделаю ее великой. Я сразу же осознал, что это возможно реализовать».

Должно быть, этот опыт предвидения позднее прекрасно совпал со взглядами мюнхенских астрологов и, возможно, подсознательно Гитлер чувствовал, что если их предсказания были в какой-то мере истинны, то они наверняка касались его. Но в те дни он не упоминал о какой-либо связи между ним и астрологами и не распространялся о Божественном руководстве, которое, как он верил, вело его правильной дорогой. Возможно, Гитлер чувствовал, что такие притязания в начале развития нацистского движения могут, скорее, препятствовать ему, чем помочь. Однако, как указывал фон Виганд, он был не прочь использовать прогнозы для достижения своих собственных целей. В то время он довольствовался ролью «барабанщика», провозглашавшего пришествие истинного Спасителя. Даже тогда, однако, судя по мышлению Гитлера, роль «барабанщика» не была такой уж невинной или незначительной, как можно было бы предположить. Это проявилось в его свидетельских показаниях во время суда, последовавшего после неудачного Пивного путча в 1923 году. В то время он говорил:

«Вы также можете принять к сведению, что я не считаю должность министра такой, за которую нужно бороться. Я считаю, что великий человек не обязательно должен стать министром, чтобы войти в историю. С самого первого дня я тысячи раз повторял в уме: я буду ликвидатором марксизма. Я разрешу задачу, а когда разрешу ее, тогда для меня титул министра будет обыденным делом. В первый раз, когда я стоял перед могилой Рихарда Вагнера, мое сердце наполнилось гордостью за человека, который заслужил такую надпись: «Здесь покоится прах члена Тайного Совета, главного дирижера, его превосходительства барона Рихарда фон Вагнера». Я был горд, что этот человек, как и многие люди в истории Германии, желали оставить для потомства свое имя, а не свой титул. Не скромность заставила меня быть «барабанщиком». Именно это есть величайшей важностью, а все остальное пустяк».

После своего пребывания в Ландсберге Гитлер уже не отзывался о себе, как о «барабанщике». Изредка он говорил о себе словами святого Матфея, сравнивая свои усилия с «гласом вопиющего в пустыне», или вспоминал Иоанна Крестителя, чьей обязанностью было прокладывать дорогу тому, кто должен прийти на Землю и привести нацию к власти и славе. Однако чаще всего он называл себя «фюрером», как предложил ему Гесс во время их заключения».

Шло время, и становилось ясно, что он считал себя Мессией и что именно его избрала судьба, дабы привести Германию к славе. Его ссылки на Библию стали все более частыми, а возглавляемое им движение начало пропитываться религиозным духом. Все чаще сравнивает он себя с Христом, и эти сравнения находят свое место в его разговорах и речах. Например, Гитлер мог сказать:

«Когда я приехал в Берлин несколько недель назад и взглянул на него, то роскошь, извращение, беззаконие, распутство и еврейский материализм вызвали во мне такое отвращение, что я чуть не вышел из себя. Я почти вообразил себя Иисусом Христом, когда тот пришел к храму своего Отца и обнаружил, что его захватили менялы. Я вполне могу представить, как он чувствовал себя тогда, когда взял кнут и изгнал их».