Читать «Мышление Адольфа Гитлера (бор-)» онлайн - страница 31

Вальтер Лангер

В сложных ситуациях Гитлер открыто угрожал совершить самоубийство. Иногда возникает мысль, что он использовал это как форму шантажа, хотя в других случаях кажется сложнее, чем он мог вынести. Во время Пивного путча он сказал чиновникам, которых держал в качестве пленных: «В моем пистолете еще пять пуль — четыре для предателей, и одна, если дела пойдут наперекосяк, для меня». Он также угрожал госпоже Ханфштенгль, что совершит самоубийство; это было непосредственно после провала путча, когда он скрывался от полиции в ее доме. И опять же в Ландсберге он начал голодовку и угрожал замучить себя. В 1930 году он угрожал покончить жизнь самоубийством после странной смерти его племянницы Гели, о которой мы поговорим позже. В 1932 году он опять угрожает осуществить эту акцию, если Штрассер расколет партию. В 1933 году он угрожает свести счеты с жизнью, если его не назначат канцлером, а в 1936 году угрожает совершить это, если оккупация Рейнской области окажется неудачной.

Однако это были относительно не частые проявления, хотя его приближенные осознали, что всегда существует такая вероятность и разумно будет не заводить фюрера слишком далеко. Более частыми были его депрессии, о которых много написано. Абсолютно точно, что время от времени он впадает в очень глубокие депрессивные состояния. В годы пребывания в Вене (1907–1912) он, без сомнений, много страдал от них. Ганиш сообщает: «Я никогда не наблюдал, чтобы так беспомощно впадали в отчаяние». Также возможно, что Гитлер страдал от депрессий во время войны, как сообщает Менд. После смерти своей племянницы Гели (1930), он также впал в жесточайшую депрессию, которая продолжалась некоторое время. Грегор Штрассер по-настоящему опасался, что он мог совершить самоубийство в этот период, и был возле него несколько дней. Есть определенные доказательства, что Гитлер действительно пытался сделать это, но ему помешали. Также интересно отметить, что через несколько лет после смерти племянницы он впал в депрессию во время Рождественских праздников и несколько дней один бродил по улицам.

Раушнинг предоставляет нам яркое описание его состояния после кровавой чистки 1934-го. Он пишет:

«Но сейчас он не создает впечатление победителя. С распухшим лицом и искаженными чертами он сидел напротив меня, когда я докладывал ему. Его глаза были мутными. Он не смотрел на меня. Он играл своими пальцами. Мне показалось, что он не слушал меня… Все время мне казалось, что он боролся с отвращением, усталостью и презрением, а его мысли были далеко… Я слышал, что он мог спать всего лишь час… Ночью он беспокойно бродил по дому. Снотворное не помогало ему… Предположительно, он пробуждался от своего короткого сна в приступах рыданий. Его регулярно рвало. Он сидел в кресле и дрожал, укрытый одеялами… Иногда он хотел чтобы везде зажгли свет и его окружали люди, много людей; однако в следующий момент, он никого не хотел видеть».

Это были серьезные кризисы его жизни, и мы можем допускать, что они, возможно, представляют наихудший вариант его депрессии. Без сомнений, у него очень часто бывают менее серьезные кризисы, когда он удаляется от своих приближенных и размышляет в одиночестве, или периоды, когда он отказывается кого-либо видеть, и раздражителен и нетерпим к своему окружению. Однако, в целом же, похоже, что доклады о депрессиях Гитлера были сильно преувеличены. Ни один из наших информаторов, тесно общавшихся с ним, не имеет никаких сведений о том, что он когда-либо отправлялся в санаторий во время таких периодов, и лишь один источник указывает, что он когда-то прибегал к психиатрической помощи, а это сообщение серьезно воспринимать нельзя. Мы должны допускать, что многие газетные публикации были цветочками, посажеными ведомствами нацистской пропаганды, чтобы увлечь нас ложными ожиданиями.