Счастье будет, любовь не кончится — что враги ей и что друзья!В ресторанном пустом вагончике буду ехать всё я да я.В бутербродном и винно-водочном, — Каберне моё, Каберне! —В колыбельном, качальном, лодочном, где графины звенят по мне.На конечной неблизкой станции выйду молча в небытиё.Никогда не проси: остаться бы. Не твоё это. Не твоё.
* * *
Мы ехали читинским, в прицепном, храпел сосед, и плакала соседка.По Кальдерону, жизнь казалась сном, — но ведь была, — и улыбалась едко.Мы квасили с ковбоем с боковой — лихим парнягой в «стетсоне» и коже.И мерк вагонный свет над головой, и за окном созвездья меркли тоже.И вновь листва летела на перрон, бессонница терзала до рассвета,И мне никто — ни Бог, ни Кальдерон — не объяснял, зачем со мной всё это.
* * *
Какие наши годы, рядовой! Мы все давно убиты под Москвой,На этой безымянной высоте, на подступах к любви и красоте.И наши души лёгкие парят, и видят рай они, и видят ад,Светло скорбят и славят Самого, и им не нужно больше ничего.
Бражник
Глянь, на шторе — бражник с хоботком, можно сбить его одним щелчком,Слепенький, и носик — как вопрос, скрученный, слонячий, глупый нос,И на лапках серых — бахрома. Ах, не бойся, не сходи с ума,Он совсем недолго проживёт, он, ещё чуть-чуть, и сам умрёт,Но пускай — у нас, в тепле, в добре, дома, в конце света, в сентябре.
* * *
Я устала от вас, вы жестоки, вы волки, вы стая,Всё бы вам налетать и терзать, вырывая куски, —В чём ещё ваша радость, моя сволота дорогая,Потаскушки-подружки, врали записные — дружки?Выскребают изнанку души сентябри и простуда —До светла, добела, до горчащих кленовых стихов.Если б только понять, для чего тянет губы Иуда,И простить отреченье — до первых ещё петухов…
Причитальное
Ах ты, Русь-матушка, степь полынная,Дорога длинная, гарь бензиновая,Водка палёная, слеза солёная,Драка кабацкая, гибель дурацкая,Крест на дальнем погосте, белые кости,Смертушка ранняя, подоконье гераневоеУ мамки, у бабки, ломайте шапки,Да — в ноги им, в ноги! Катафалки, дроги,Не уйти от судьбы, выносите гробы —Крепкие полотенца… В новое оденься,Не жил счастливым — помрёшь красивым,Жизнь провороним — дак хоть похороним!Девки, ревите, вот он, ваш Витя,Санька, Серёжа, Ванечка, Алёша,Был живой, грешный, — лежит, сердечный,Холодный, белый: мамка ль не успелаБеду отнять, в шифоньер прибрать,В глаза ей смотреть, первой помереть,Бабка ли продремала — поперёк не встала,Не заступила горю пути, не сговорилась наперёд уйти, —А что теперь! Костлявая в дверь,А лучше б сума, чума да тюрьма,Вместе б выхаживали, беду вылаживали,Дачки таскали, у запретки стояли,Кланялись до земли, кровиночку сберегли,Всё до нитки отдали, сытно не едали,Папиросы россыпью, рюкзаки под насыпью,Охранников матюги, Господи, помоги!
