Читать «Мы были высоки, русоволосы...» онлайн - страница 13
Николай Петрович Майоров
1938
В солдатчине
Ему заткнули рот приказом:не петь. Не думать. Не писать.И мутным, словно лужа, глазомза ним стал ротный наблюдать.Здесь по ночам стонали глухосолдаты, бредили. А днемучили их махать ружьеми били их наотмашь в ухо,так, чтобы скулу вбок свело,чтоб харкать кровью суток пять,чтоб срок отбыв, придя в село,солдату было что сказать.Но иногда роились слухи,как вши в рубахе. Каждый мог,напившись огневой сивухи,сказать, что он — солдат и бог.Их шомполами люто били.Они божились и клялись.С глазами, словно дно бутылки,садились пить.И вдруг — дрались.Но вопреки царям и датам,страданьем родины горя,под гимнастеркою солдатаскрывалось сердце кобзаря.
1937
Дед
Он делал стулья и столыи, умирать уже готовясь,купил свечу, постлал полы,гроб сколотил себе на совесть.Свечу, поставив на киот,он лег поблизости с корытоми отошел. А черный роттак и остался незакрытым.И два громадных кулакалегли на грудь. И тесно былов избенке низенькой, покаего прямое тело стыло.
1939.
Волк
Когда раздался выстрел, онеще глядел в навес сарая,в тот гиблый миг не понимая,что смерть идет со всех сторон.Он падал медленно под креномкосого резкого угла.Еще медлительней по венамКровь отворенная текла.Сбежались люди, тишь, нарушив,плевком холодного ствола.А под его тяжелой тушейуже проталина цвела.И рядом пыж валялся ватныйу чьих-то в мех обутых ног,и потеплел — в багровых пятнах —под теплой лапою ледок…Уже светало. Пахло хлебом,овчиной, близким очагом.А рядом волк лежал и в небосмотрел тоскующим зрачком.Он видел всё: рассвет и звезды,людей, бегущих не спеша,и даже этот близкий воздух,которым больше не дышать.Голодной крови теплый запахтревожил утреннюю рань,и нервно сокращалась в лапахрывками мускульная ткань.Бежали судороги в теле,в снег ртутью падала слеза,а в небо синее смотрелибольшие серые глаза…
1938
В вагоне
Пространство рвали тормоза.И пока ночь была весома,Все пассажиры были заТо, чтобы им спалось, как дома.Лишь мне не снилось, не спалось.Шла ночь в бреду кровавых маревСквозь сон, сквозь вымысел и сквозьГнетущий привкус дымной гари.Все было даром, без цены,Все было так, как не хотелось, —Не шел рассвет, не снились сны,Не жглось, не думалось, не пелось.А я привык жить в этом чреве:Здесь все не так, здесь сон не в сон.И вся-то жизнь моя — кочевье,Насквозь прокуренный вагон.Здесь теснота до пота сжатаРебром изломанной стены,Здесь люди, словно медвежата,Вповалку спят и видят сны.Их где-то ждут. Для них готовятЧаи, постели и тепло.Смотрю в окно: ночь вздохи ловитСквозь запотевшее стекло.Лишь мне осталося грустить.И, перепутав адрес твой,В конце пути придумать стихТакой тревожный, бредовой…Чтоб вы, ступая на перрон,Познали делом, не словами,Как пахнет женщиной вагон,Когда та женщина не с вами.