Читать «Муха имени Штиглица» онлайн - страница 38
Арина Павловна Обух
Я осталась во вчера.
– Точно. Именно там мы с тобой и познакомились, – кивнул Никто. – Ты сидела на стиральной машине.
Стиральная машина – это место моего уединения. Ванная комната защелкивается на замок, стиральная машина гудит, создавая какой-то межгалактический шум, кажется, что она вот-вот взорвётся, а крутящийся барабан станет новой планетой. Я сижу на стиральной машине, обхватив колени руками. Напротив меня висит плачущее зеркало…
– Ты, правда, так страдала по тому… из «районов-кварталов»? – мой Никто высокомерен.
– Это были стандартные страдания подросткового периода.
– Слушай, – Никто смотрит на плавающую охру в моей акварели. – Жахни уже ультрамарина в свою иллюстрацию!
Точно, я совсем забыла про слона. Синий цвет терпеливо ждёт и из себя не выходит.
Чтобы вывести синий цвет из себя, нужен дополнительный цвет. У каждого цвета есть всего один-единственный дополнительный цвет. У синего это оранжевый. Такое соединение цветов называется «комплиментарным». Оба эти цвета как бы делают комплимент друг другу, становясь контрастнее, ярче. И оба сияют.
Оранжевый в зените, от мастихина земля в саванне потрескалась. Слон бредёт по обнажённой почве.
Синий вышел из себя.
За ним вышел Никто.
Но он вернётся. Мы дополнительные цвета: ты – Никто, я – Никто, никого нет ближе.
Потому что память – это клейкая лента с мухами.
Мольбертовна
Учатся и преподают здесь только женщины. Исключение – Александр Михайлович, художник-набойщик. Набойщик – это профессия. Но некоторые думают, что фамилия. Он от кафедры несколько отстранён, сидит в своей мастерской (набоечной) и живёт по своему расписанию. И появляется только в случае крайней необходимости – по зову кафедры.
Кафедра художественного текстиля строга, но очень женственна: передумать может в любую минуту, строгость сменить на ласку. И, как настоящая умная женщина, начинает любую просьбу с комплимента:
– Александр Михайлович, дорогой, ты гений-гений, настоящий профессионал, сделаешь нам сетки? Девочки уже нарисовали эскизы, посмотри, будь добр.
Он кивает, не понимая, почему его спрашивают. Он же набойщик. И кто, если не он, будет делать нам офсетные сетки для печати на ткани.
…Первый раз мы увидели Александра Михайловича в мастерской. Мы ввалились к нему всей толпой, нас было двадцать. Нерадивые пожиратели чужого времени.
– Ну, что вы там нарисовали? А самим-то нравится?
На этот вопрос все девушки из скромности ответили: «Нет, не нравится».
– Ну а от меня чего хотите тогда? Переделывайте, если не нравится.
Так он освобождает себе время от нас, даёт себе отсрочку.
Когда эскизы утверждены, мы отдаём их ему, и они отправляются в священную комнату со световым столом. Мы никогда не видели, как это происходит. Наши рисунки просто по волшебству оказывались на офсетных сетках.
– Вот, держи. Красочку положи, проведи и быстро снимай: «вжих»! «Тюк-тюк» тут не надо! Быстро всё делай, пока краска не высохла, поняла?
Конечно, не поняла. Его речь очень специфична. Мы привыкаем. И между собой уже начинаем говорить так же: «тут затюкать надо», «тут шпынь-шпынь, да и всё», «а тут тяп-ляп и это самое». Это универсальный язык кафедры художественного текстиля. Минимализм приветствуется как в картинах, так и в речах.