Читать «Муха имени Штиглица ( с оптимизированными иллюстрациями)» онлайн - страница 63

На следующий день погода была гораздо честнее. Лил дождь, и жёлтые листья падали на его рубаху и цеплялись за бороду. Картина «Аллегория осени». Кто-то положил рядом с ним круассан. Другой поставил бутылку пива.

Он не побрезговал, употребил все принесённые ему дары. Вытер лицо кленовым листом и продолжил смотреть листопад.

Он сидел так всю осень. А к зиме исчез.

И появился на другой стороне улицы. Неизвестный художник изобразил его на стене общежития. Прохожие негодовали: зачем же рисовать бомжа? Когда можно было нарисовать цветок там или Жар-птицу. Талант у художника явно есть. А ума нет. Человек на стене, сгорбившись, слушал пересуды, щурился… Нет. Это не прищур. Это тяжесть век. Она не давала ему распахнуть глаза. Да и зачем ему их распахивать? Чего он не видел?

В руках корзинка. В ней то ли банки, то ли листья. Он надел капюшон. Ветер дует ему в лицо. Он смугл, и морщины на лице прочерчены чёрным. На куртке много карманов, но они расстёгнуты и пусты.

Из окна можно было всегда видеть, как кто-то останавливается возле стены в немой беседе: кто ты? Всю жизнь так будешь? Постоит. Сам себе ответит что-нибудь невнятное: мол, это я. И завтра… завтра я что-нибудь изменю. Хотя мог бы, конечно, вчера.

Ветер с Невы будет подгонять прохожего в спину. Нева заледенела. И вместо плывущих врагов там рыбаки. Сидят не двигаясь. Ждут. Время от времени их вылавливает полиция. Но они приходят снова: когда-нибудь это кончится? Да.

Рядом с нарисованным человеком соседствует неприличная надпись десятилетней давности. Она была нарисована на жалюзи закрытого окна.

Однажды дом покрасили. А неприличность осталась.

Она вечна, как терпение рыбака.

А человек на стене исчез. Наверное, его ждали в другом месте. С тем же вопросом. Когда-нибудь это кончится?

Человек на стене исчез, но оставил послание человечеству:

«Ничего не бывает рано, ничего не бывает поздно – всё бывает только вовремя. Целую, твой друг Конфуций».

Вчера

А потом в сумерки она ведёт меня на 4-ю линию. Просит сделать рукой кружок, соединив большой и указательный пальцы. И посмотреть на картинку, которая получилась внутри.

– Видишь?

Четыре фонаря, спрятанные деревьями. Тусклый жёлтый, оранжевый, алый и лимонный свет падает в лужи и в стёкла заброшенной фабрики.

В тёмном небе можно разглядеть башенку, сидящую наверху здания, как призрак одичавшего конструктивизма. А через глухие окна, если приглядеться, можно увидеть рабочие станки отшумевшей эпохи.

В безвременье девяностых фабрику закрыли. Рабочие вышли на улицу – на них упал свет четырёх мигающих фонарей, а на асфальт упали мигающие тени. Чья-то тень исчезла сразу.

Сейчас в теле фабрики попеременно открываются конторы, секты, парикмахерские.

Она просит меня не обращать внимания на вывески и смотреть только в кружок. Внимательно. И просит запомнить, какое при этом будет чувство.

– А теперь отведи кружочек ближе к Смоленке – это будет уже другая картинка. Разве мы в Питере? Я бы не сказала. Пошли, я покажу тебе скамейку. Ты взяла фотоаппарат? Хорошо, сфотографируешь мне её.