Читать «Мужчина в полный рост (A Man in Full)» онлайн - страница 453

— Извините, мистер Гарднер. Знаете, у меня в голове промелькнуло несколько строк, начало стихотворения, но я никак не могу вспомнить, что там было дальше. И автора тоже забыл. Нам в школе читали.

Конрад полагал, что такой интеллектуальный вопрос заинтересует старика, но мистер Гарднер продолжал равнодушно смотреть прямо перед собой, и рот у него был перекошен на левую сторону. Однако отступать поздно, и Конрад попытался:

Начинается так:

Я ни с кем не боролся — никто не стоил вражды. Любил я искусство — но больше любил я природу.

А дальше не помню.

Конрад повернулся к мистеру Гарднеру. Старик по-прежнему смотрел в пространство.

Я ни с кем не боролся — никто не стоил вражды. Любил я искусство — но больше любил я природу. Ладони я грел у огня, что давала мне жизнь, Теперь он слабеет, и я готовлюсь к уходу.

Уолтер Сэвидж Лэндор, тысяча восемьсот пятьдесят третий год. Он написал это в семьдесят восемь лет.

Конрад ужаснулся. Надо же было вспомнить стихотворение о последних проблесках жизни! Теперь он не знал, что сказать…

Зато знал мистер Гарднер.

— Лэндор хороший поэт, но великим его не назовешь. Он слишком положительный, правильный, вежливый, он слишком удовлетворен тем, что у него уже есть, чтобы стремиться к чему-то большему. Сколько вам лет?

— Двадцать три, — сказал Конрад, забыв, что по новому свидетельству о рождении и правам ему двадцать четыре года.

— Двадцать три. — Старик так и не повернул голову. — Самый возраст интересоваться литературой. У вас столько времени… столько всего… должно просто из карманов вываливаться. Не думайте, что литература такое уж несметное богатство. Цивилизации жили без всякой литературы, и ничего. Это потом появился целый класс бездельников, которые читают и пишут, — теперь у нас есть литература. Когда я смотрел на множество поднятых рук в аудитории, мне всегда хотелось сказать студентам то, что я сейчас говорю вам. Но какой толк изображать из себя борца с предрассудками после того, как ты сорок лет зарабатывал на жизнь, сам принимая их всерьез. Или, по крайней мере, как должное.

— Я с вами не согласен, мистер Гарднер, — заявил Конрад. — Если у кого и есть несметное богатство, так это у вас. Вы так много знаете о литературе.

— Ха. Как вы можете судить о моих познаниях?

Уже лучше — теперь мистер Гарднер хотя бы смотрел на Конрада.

— Я прочел две строчки из стихотворения, а вы не только назвали автора, вы вспомнили четверостишие целиком и сказали, когда оно было написано и сколько лет было тогда поэту. Хотел бы я так много знать.

— Не такая уж это высокая цель, друг мой. И потом, стихотворение очень известное.

— Вот видите, мистер Гарднер, а я так даже толком не знаю, что известное, а что нет…

— Литература — это что-то вроде десерта. — Голос у старика вдруг сорвался, угол рта задрожал, скатилась слеза. — В жизни есть и многое другое, о чем вы знаете еще меньше. Жизнью правят жестокость и страх.