Читать «Мужская солидарность (сборник)» онлайн - страница 113

– Вы.

– Я?! – невинно отреагировал он.

– А кто же принимает такие решения? – злорадствовал я.

– Вы остаетесь на работе, и с сегодняшнего дня будете получать вдвое больше.

– Спасибо. Значит, я могу получить сегодня еще триста долларов? – выдал я с наглым видом.

– Конечно, – усмехнулся шеф. – Идите и получите. Да, и позовите мне кассиршу, которая выдала вам деньги.

* * *

Я шел домой с настоящими деньгами и с уверенностью в завтрашнем дне. Я в полной мере осознавал, что мой новоявленный талант на ощупь распознавать фальшивые купюры – результат моей чокнутости. Я чуть свихнулся, и сразу оказался востребованным.

Я понял одну простую вещь, что сейчас, чтобы жить и спокойно воспринимать происходящее, надо быть чокнутым или хотя бы не таким полным идиотом, каким был я до недавнего времени.

По дороге домой я несколько раз заливался смехом. Я смеялся и не мог остановиться, поскольку это было не в моей власти. Прохожие шарахались от меня, как от чумного, а мне было все равно, ведь я тронутый.

В этот знаменательный для меня день мой сын получит от своего чокнутого отца новую игрушку, а моя супруга Леночка получит от своего чокнутого мужа туфли, чтобы, наконец, иметь возможность выходить из дому.

Привет чокнутым!

Да здравствует бред!

Ура абсурду!

Браво!

На центральной площади небольшого города у доски афиш и объявлений стоял чернявый парнишка, который большую часть своей жизни провел в казенных домах: сначала в детском доме, а потом – в детской колонии, где по причине своего заикания получил прозвище Заика. Заикание было не единственным его недостатком: кроме дефекта в речи он имел дефект и в зрении – его один глаз несколько косил. Поэтому его часто называли еще и косым. Вообще, называли его по всякому, но только не родным его именем. Никогда. Если спросить у него, как его имя, он сразу и не вспомнит.

Пробегая взглядом по доске, он лузгал семечки, по одной вынимая их из засаленного кармана пиджака. Помимо пиджака на нем были рубашка в цветочек и белые брюки. Впрочем, назвать его штаны белыми язык не поворачивается, скорее, от той грязи, что была на них, темно-серыми. Обут он был в сандалии, через которые просматривались его носки с дырами.

Наконец, он остановил свой взгляд на одной из афиш. Шмыгая носом, он стал читать – вслух и по слогам: «Впер-вые в на-шем го-ро-де те-атр…»

– Дядя, ты в школе двоечником был? – сказал взъерошенный мальчишка, этакий сорванец лет девяти, который оказался невольным очевидцем его чтения. – Давай я тебе все быстро прочту, а ты мне за это рубчик дашь.

Заика бросил на малыша пренебрежительный взгляд и, оглядев его с ног до головы, произнес:

– Ты щас у меня не рубь п-получишь, а п-подзатыльник.

На его угрозу мальчишка показал ему фигу, после чего дал деру.

– П-поймаю, штаны сниму и з-задницу надеру, – крикнул ему вдогонку Заика и как ни в чем небывало продолжил читать.

К Заике подошел его приятель по прозвищу Медведь. Его взгляд был тяжел и мрачен. Этот же, получил свое прозвище из-за тучности и большого роста – тоже в колонии, но только во взрослой. На нем были штаны в ярко-выраженную полоску и красно-белая футболка, которая обтягивала его так, что были заметны все жировые складки на его большом животе; казалось, что если он сделает глубокий вздох, то футболка лопнет, как шар.