Читать «Мужская верность (сборник)» онлайн - страница 81

Этот четвертый круг наиболее полно питает человека. Поэтому так многие устремляются к власти и жаждут славы.

Когда человек заболевает, круги постепенно сужаются: с четвертого – на третий, с третьего – на второй и в конце концов – на первый, когда уже ничего не интересно, кроме своего организма.

Мишина мама сохраняла два круга: первый и второй. Себя и Мишу. Больше ничего и никого.

Первое время она бунтовала: почему это несчастье случилось именно с ней? А теперь уже не бунтовала: случилось и случилось.

Единственное, она очень жалела Мишу. Качество его жизни ухудшилось. Она тащила сына за собой в два круга, отсекая третий и четвертый. Ей хотелось, чтобы Миша жил полноценной жизнью. Она была даже согласна умереть, но как человек верующий – не могла наложить на себя руки. А если честно, то и не хотела. Все шло как шло.

А Миша хотел только одного: чтобы его мама жила и смотрела на него любящими глазами.

Жена была старше Миши, безумно его ревновала, боялась потерять, и такая ситуация в доме ее, как ни странно, устраивала. Она делала жену необходимой. Человеком, без которого не обойтись.

Жена тоже обрадовалась Косте. Она вообще не разрешала себе плохих настроений. Организованная, сделанная женщина.

Костя разделся в прихожей. Вместе с Мишей прошел в его кабинет. Полированный чешский гарнитур, модерн шестидесятых годов. Кресло – просто помоечное, прикрытое пестрой тряпкой. Стулья расшатались, однако служили. Вещи живут дольше человека. Было очевидно, что Мише и его жене плевать, что вокруг.

Равнодушие к комфорту – наследие совковых времен. Но и бескорыстное служение науке – тоже оттуда. Из совка.

– Как у тебя дела? – спросил Костя.

Они с Мишей виделись редко, но от разлуки дружба не портилась, не засыхала. Каждый раз при встрече Косте казалось, что они расстались только вчера.

– Мама лежит, наука стоит, – сообщил Миша. – Финансирование нулевое. Половина лаборатории в Америке. Живут под Сан-Франциско. Чуваев уехал на прошлой неделе. А туберкулез вернулся.

– Кто? – не понял Костя.

– Не кто, а что. Туберкулез. В девятнадцатом веке назывался чахоткой.

– Но ведь изобрели пенициллин… – вспомнил Костя.

– Пятьдесят лет назад. Туберкулез приспособился. Мутировал. И вернулся. Грядет чахотка двадцатого века.

– Что же делать?

– Мы посылали письмо президенту. Я разговаривал с Харитоновым…

Миша замолчал. Потом очнулся.

– Выпить хочешь? – спросил он.

Костя заметил, что женщины всегда предлагают поесть, а мужчины – выпить. Костя вспомнил, что он без машины, а значит, может выпить.

Вышли на кухню. Жена – ее звали Сильва – сварила сосиски. Разогрела заранее приготовленную вермишель.

Сосиски были пересолены.

Изначально плохое мясо, и в него добавлена соль.

Крупный ученый жил в бедности, ел дешевые сосиски. А мог бы уехать под Сан-Франциско, иметь дом с бассейном. А его мама сидела бы в шезлонге, на лужайке перед домом. И ее руку лизал бы черный дог. Но для Миши самым главным был мутирующий туберкулез.

Миша разлил водку по стаканам. Выпили.

– Так что Харитонов? – напомнил Костя.