Читать «Мужицкая обитель» онлайн - страница 57

— Ночью зимней здесь наподобие как бы ада! Печи пышут, жаром объемлют… Думается: "Господи, уж ли же как помрем, так же будем, вроде пней этих, в непрестанном огне гореть?.. Ну, испугаешься! Иной по своей жестокрвыйности и не умилился бы, а как сюда придет, да посмотрит, да одумается — смотришь, слезу прольет и взмолится. Шум тут у нас тогда, большой шум, треск. Камень трещит, дрова тоже. Искры летят под самое небо, а кругом тьма кромешная. Зимние ночи такие бывают, что в двух шагах ни зги не видно!

— Особливо молодым, непривычным, трудно. У печей жар, а выскочит — морозом его охватит. Другой прямо отсюда в больницу, коли не побережется.

Нужно так: влез в жару, так и сиди в ней, не остывай, иначе беда, — сведет совсем, очумеешь… В субботу-то придешь в обитель, словно ты в рай попал.

На смолокурне и на известковом заводе исключительно работают иноки.

XX

Под ярким солнцем

— Сегодня я вам покажу красоту нашу дивную, — вошел ко мне о. Пимен. — Вставайте-ка… Спаси вас Бог!

— Куда мы направимся?

— В скит Александра Свирского. Места увидите — скажете, куда-нибудь на далекий юг попали, в Крым, что ли…

Дорога шла лесом, густым и красивым, и каков бы ни был зной, тут вечная прохлада. Тесно обступают путь в самом разнообразном смешении березы, сосны, клены и ели; на горы взбираются, с гор по откосам сползают в лощины, скалы опутывают цепкими порослями. Часовенка в лесу словно охвачена зелеными облаками. Ветви рвутся в окна, ревниво сторожат двери. Гранит то и дело взрывает почву; иной раз у самых корней лесного великана острый гребень утеса борется с мягким мхом и желтыми лишаями. Вот-вот заткнут его совсем… Издали еще слышны волны… Ладога бьется в берег, словно и ей хочется дорваться до этого красивого, тихого, словно заколдованного царства дремы и тени. Избушка на курьих ножках у самой воды. Думаешь, баба-яга выйдет, а вышли иноки.

— Наши рыбари!.. Ну, как дела. Господи спаси?

— Ловится, ничего. Господь посылает… Благословенная сама в сети идет!

— Потрудитесь, потрудитесь, отцы…

Три большие соймы вытащены на берег. В голубом просторе четвертая скользит под парусом. Каменная отмель; на ней сети раскинуты, сушатся под солнцем. Парус около, тоже сушится. Часовня далеко в Ладоге, насыпь к ней с берега. Просто завалено озеро каменьями, на каменья щебень наброшен, а по щебню дорога. Море (будем уж так называть Ладогу) бьется в подножие часовни, окружая ее каймой белой пены. Море бьется и в длинную насыпь. Уныло посвистывает какая-то пташка.

— Тут вода дерзновенная! — заметил один рыбарь-монах.

— Почему это?

— На Савватиевскую часовню посягает. В непогодь волнение стихий таково, что до кровли ее забрасывает. А через дорогу-то сплошь волна перекидывается, ходуном ходит. Мы раз даже иконостас оттуда выносили — думали, размечет святыню. Таково было борение, но токмо стихия утихла, а святыня и доселе стоит. Так и в жизни. Если кто Богу верен и на ангела своего хранителя уповает, волны моря житейского хотя и вздымаются отвне, а душе его сделать ничего не могут, и стоит он безмятежно и благолепно!