Читать «Мужицкая обитель» онлайн - страница 11

В прошлом веке Валаам владел соляными варницами, мельницей и сенными покосами в Кольском уезде, Архангельской губернии и деревнями по ладожским берегам. Но потом Валааму не повезло. Села были отобраны, острова посещались финнами, которые рубили монашеские леса и косили траву в лугах, ничего не платя инокам. Только при Павле I обитель вздохнула свободнее. Теперь богатства обители в землях, лесах, водах и постройках громадны, а даровой труд более чем трехсот человек братии и тысячи богомольцев составляет тоже немаловажный капитал.

IV

Гостиница. — Отец Никандр

Ладожская гроза, как скоро налетела, так же скоро и ушла.

Когда мы по довольно крутой дороге подымались наверх, вдали, на горизонте, только мигали зарницы, проходя стороной. Направо от нас было довольно большое здание, красное, выведенное из кирпича. Это старая гостиница. Теперь она идет под "простой народ". Прямо перед нами белый фасад новой странноприимницы, в которой может поместиться более 2000 человек.

Ни в одном окне не было света, и налево, за белой стеной монастыря, чернели такие же мертвые окна келий и высились, словно стремясь дорасти до туч, колокольни и куполы. Кругом стеною лес. Весенний шелест несся нам навстречу. Именно весенний, мягкий, ласковый. Листья еще нежны, молоды. Тот же лес осенью шумит совсем иначе. В сухом шорохе его слышно что-то старческое. Листва подсохла, пожелтела и шуршит одна о другую, пока ветер не сорвет ее совсем и не бросит в сырое понизье.

— Неужели все спят?

— Все. Известно, они деликатной жизни не понимают, — пояснил артист Володька. — Теперь в Питере только что в разгул идут. Тут, как десять часов, — шабаш. Коты и те дрыхнут!

— Как рано встают иноки?

— Рано-то рано. А только и тоска же!

— Не для веселья собрались! Целый день на работе, — пояснил мне Степка. — Вот как четыре утра, так иноки и за дело. Кто куда. Всем послушание назначено!

— Ну, уж и всем!

— Завтра сами увидите. Ни одного, чтобы так болтался. Тут монастырь строгий!

Тишина давила. Громадным кладбищем казались кельи, соборы, дома… Среди бесцветной финской ночи они были еще мертвее, точно бескровное, ничем не озаренное лицо трупа. Сделал я еще несколько шагов… Что это? Прелестный молодой голос… Простая корельская песня, нервно вздрагивающая, точно подстреленная птица, что на земле бьется, шевелит ослабевшими крыльями, силясь подняться повыше, на простор, а сыра земля ее держит… Больное сердце создает такие песни. Из больной груди плачут они безутешные…

— Кто это?

— Должно, из молодых монахов!

Двери гостиницы заперты.

Мы начали было стучать. Сначала Володька заколотился.

— Ты что, черт! Разве так можно? В кое место попал, что ломишься?

Попробовал Степка раза два-три. Прислушались — никого и ничего.

— Отец Никандра спит, должно быть. Усь-ка, я его подыму. В окно постучу!

Я сел на лавочку. Стучали довольно долго. Наконец в окне кельи показалась чья-то седая голова.

— Кто тут?

— Богомольца в лодке привезли. Благослови в гостиницу, отец Никандра!