Читать «Морок (сборник )» онлайн - страница 192

– Павла! Тащи мой мешок!

Достал из него большой кусок сахару, протянул сыну.

– Не надо, тятя, соль у нас теперь в лавке дают, много.

– Это сахар, Николай, сахар.

– Какой сахар? Я не знаю… А чё ты плачешь? Пойдем домой. Мама тоже плачет.

– Иди, Егор, иди, – подала голос Павла.

– Брысь, сам знаю! Беги, сынок, домой, скажи матери, что вечером приду…

Ночью Коля проснулся от глухих голосов. Через ситцевую занавеску, которая пополам разделяла засыпуху, он увидел, что за столом, при свете лампы-жировушки, сидят отец с матерью и разговаривают. Он повернулся на другой бок и счастливо уснул.

А родители вели разговоры.

– Я тебе, Егор, честно рассказала. Чиста перед тобой. Поверишь – оставайся, не веришь – уходи. Неволить не стану. Я и теперь бы так сделала.

Егор хмуро смотрел на бутылку водки, выставленную женой на стол.

– Довоенная, что ли?

– Ну, сберегла. В подполе все стояла, боюсь, выдохлась, наверно.

– Ладно, мать, наливай да выпьем. За то, что живы-здоровы остались. Как уж случилось, теперь не переиначишь…

А вскоре посреди длинной осенней ночи, после долгого-долгого перерыва, казалось, что после целой жизни, снова раздалась над Крутояровом дружная, высокая песня молодых Агариных. Молодых, седых, горем катанных.

26

Огромные, донельзя разбитые кирзовые сапоги безжалостно мяли зеленую траву, топали бездумно и грубо; болтались оторванные подметки, из них хищно торчали мелкие, добела обшорканные гвоздики. Пригибались к земле тонкие травинки, осыпанные тяжелыми каплями утренней росы; иные стебельки беззвучно ломались, роняли свои верхушки. А сапоги все топали и топали, оставляя за собой темный широкий след. Среди яркой и сочной зелени резко выделялся крохотный белый цветок на высокой дрожащей ножке. Чем ближе надвигались на него огромные, тупые сапожищи, перед которыми цветок был беззащитен, тем он сильнее дрожал.

Андрей изо всех сил хотел закричать «Стой!», но голоса не было, голос пропал, горло, словно захлестнутое тугой петлей, рвалось от удушья. Сапоги топали и топали, ничего не желая знать и ничего не различая. Они не остановились, не замедлили свое топанье перед белым цветком – врезались оторванной подметкой в стебелек, сломали его, втиснули в землю белые лепестки, двинулись дальше, потянули за собой прежний темный и влажный след. По изуродованному стебельку медленно скатывалась капелька росы. Каплю пронзил отсвет первого солнечного луча, упавшего на луг, и она стала розовой. Такой и скатилась на землю. Такой и растаяла у корня сломанного цветка.

Проснувшись, Андрей долго не открывал глаз. И перед внутренним его взором долго еще стоял втиснутый в землю цветок.

«Что же это такое? Что за сон?» – спрашивал Андрей самого себя и не находил ответа. Он не верил в сны и толкование их считал, конечно, блажью и глупостью. Но этот, только что прервавшийся сон отличался от виденных раньше, и наверняка был в нем пока еще не разгаданный, но глубокий смысл.