Читать «Моральные домогательства. Скрытое насилие в повседневности» онлайн - страница 12

Мари-Франс Иригуайан

Когда жертва осознает, что ею манипулируют, это может только ввести ее в состояние сильнейшей тревоги, от которой она не в силах избавиться без посторонней помощи. Кроме гнева, жертвы на этой стадии испытывают стыд: стыд, что их больше не любят; стыд, что мирились с унижениями; стыд, что это произошло именно с ними.

Иногда речь идет не о временном возникновении извращенного поведения, а о проявлении скрытой извращенности. Становится явной близкая к мании преследования ненависть, скрываемая до определенного времени. Таким образом, роли меняются, агрессор становится жертвой, а партнер чувствует себя виноватым. Для большей правдоподобности нужно ущемить чувство собственного достоинства партнера, побуждая того к неблаговидному поведению.

Анна и Поль, оба архитекторы, познакомились, на работе. Очень быстро Поль принял решение поселиться у нее, но ему необходимо, было сохранять эмоциональную дистанцию, чтобы не связывать себя с Анной какими-либо обязательствами. Он отказался от нежных слов, от ласковых жестов на публике и посмеивался над влюбленными, которые держатся за руки.

Полю очень трудно было говорить о личном. Он производил впечатление человека, который ко всему относится несерьезно, над всем иронизирует, все обращает в насмешку. Такая стратегия позволяла ему скрывать свои чувства и ничего не принимать близко к сердцу.

Он выступал и с женоненавистническими рассуждениями: «Женщины фригидны, легкомысленны, невыносимы, но без них нельзя обойтись!» Анна принимала холодность Поля за стыдливость, его жесткость за силу, его намеки за подлинные знания. Она верила, что ее любовь сможет смягчить его, что, пожив семейной жизнью и успокоившись, он в один прекрасный день оставит свою суровость.

Между Анной и Полем установилось негласное правило не слишком афишировать, свою близость. Анна соглашалась с этим правилом, находила ему оправдание и, следовательно, поддерживала его. Поскольку ее желание установить между ними более близкие отношения было сильнее, чем желание Поля, именно ей приходилось прилагать усилия для продолжения их связи. Поль оправдывал свою суровость трудным детством, но напускал некоторую таинственность и предоставлял неполную или даже противоречивую информацию: «Когда я был маленьким, мной никто не занимался. Если бы моя бабушка меня не приютила…» или «Может быть, мой отец — совсем мне не отец!».

Заранее выставляя себя жертвой, он вынуждал Анну жалеть его и проявлять к нему больше интереса или снисходительности. Ей же настолько хотелось чувствовать себя нужной, что она спешила утешить этого «маленького мальчика».

Поль был из тех людей, которые «все знают лучше всех». По любому вопросу он имел радикальное мнение, будь то политика или судьбы мира, кто глуп, а кто умен, что нужно делать и чего не нужно… Чаще всего он довольствовался тем, что просто внушал человеку, что он знает, начиная какую-либо фразу, он либо не заканчивал ее, либо просто молча кивал головой.

Поль, как зеркало, отражал неуверенность Анны. Анна — сомневающийся человек. Она не уверена в себе и не судит других, напротив, что бы они ни делали, она находит для них смягчающие обстоятельства. Она всегда старается осторожно высказывать свое мнение, Поль называет такое поведение «усложнять себе жизнь». Мало-помалу в присутствии Поля Анна стала бороться со своими слабостями, чтобы больше соответствовать его ожиданиям или, скорее, своим представлениям о его ожиданиях. Она пыталась настаивать на своем мнении и менять привычки.

Таким образом, их совместная жизнь строилась по следующей схеме: он знает — она сомневается. Ей удобно полагаться на уверенность партнера. Он чувствует, что она послушна и готова соглашаться с его неоспоримым мнением.

С самого начала их отношений Поль всегда был очень критичен по отношению к Анне. Он был язвителен и старался уколоть ее по самым незначительным поводам, как правило, в присутствии посторонних, когда она не могла ничего ответить. Когда впоследствии Анна пыталась поговорить с ним об этом, он холодно отвечал, что она злопамятна и делает из мухи слона. Сначала это затрагивало мелкие и в какой-то мере интимные вещи, которые Поль с преувеличением описывал, призывая иногда в союзники окружающих: «Вы не находите, что Анна слушает какую-то бездарную музыку?», «Знаете, она тратит деньги на крем для укрепления груди, которой практически не существует!», «Она этого не понимает! Хотя это всем известно!».

Если они ехали с друзьями на уик-энд, он выставлял напоказ сумку Анны, говоря: «Она принимает меня за носильщика! А почему ты не взяла ванну?» Если Анна протестовала: «Тебе-то что? Я сама несу свою сумку!», Поль возражал: «Да, но если ты устанешь, то мне, чтобы не выглядеть невоспитанным, придется нести ее самому. Тебе же не нужны три тюбика помады и две смены белья!»

Затем он начинал распространяться на тему двуличности женщин, с помощью которой они руководят мужчинами, заставляя их себе помогать.

Для него было, важно привести Анну в замешательство. Она ощущала враждебность, но не была уверена в ней, так как Поль говорил все это небрежно-шутливым тоном. Окружающие далеко не всегда чувствовали его враждебность, и если бы Анна на нее отвечала, всем показалось бы, что она лишена чувства юмора.

Поль был особенно критичен, когда Анна, в чем-то превосходила его, например когда ей делали комплименты. Она прекрасно знала, что он завидует ее способности непринужденно общаться с людьми, а также тому, что ее карьера складывается успешнее и она гораздо больше зарабатывает. Когда Поль высказывал по отношению к Анне очередное критическое замечание, то почти всегда добавлял:. «Это не упрек, это констатация факта».

Насилие проявилось, когда Поль решил уйти к своей молодой коллеге. Его стратегические действия с целью дестабилизировать Анну стали более откровенными.

Вначале они проявлялись в постоянной демонстрации плохого настроения, которое он объяснял проблемами на работе и нехваткой денег. Чаще всего он возвращался домой вечером раньше Анны и устраивался с бокалом вина в кресле перед телевизором. Когда приходила Анна, он не отвечал на ее приветствие и, не поворачивая головы, спрашивал: «Что у нас на ужин?» (это классический прием человека, который переносит свое плохое настроение на другого).

Он не упрекал открыто, а просто бросал безобидную фразу, которую невозможно было истолковать иначе, как упрек — таким тоном она говорилась. Если Анна пыталась ему на это указать, он уходил от объяснений и отрицал любые агрессивные намерения.

Он начал называть Анну «бабуля». Когда она сказала, что ей это неприятно, Поль сменил это прозвище на «толстенькую бабулю», приговаривая: «Поскольку ты не толстая, это к тебе не относится».

Пытаясь высказать то, что заставляет ее страдать, Анна наталкивалась на стену. Он прерывал ее, она настаивала, он становился еще более жестким. В конце концов она неизбежно раздражалась, и Полю ничего не стоило доказать, что Анна — агрессивная мегера. Ей не хватало выдержки, чтобы нейтрализовать насилие, причин которого она не понимала.

В отличие от классических семейных ссор настоящего сражения между ними не происходило, но и примирение оказывалось невозможным. Поль никогда не повышал голоса и демонстрировал только холодную враждебность, а когда Анна попыталась обратить на это его внимание, все отрицал. Осознав, что диалог невозможен, она начала нервничать и повысила голос. Тогда он принялся высмеивать ее гнев: «Успокойся, моя бедная курочка!», и после таких слов Анна, естественно, почувствовала себя глупо.

Важная часть человеческого общения осуществляется посредством взглядов. Со стороны Поля это взгляды, полные ненависти, со стороны Анны — взгляды, полные упрека и страха.

Единственный факт, который Поль не мог оспаривать, — это его отказ от сексуальной близости. Когда Анна просила его поговорить об этом, момент для объяснений всегда оказывался неподходящим. Вечером он был совершенно вымотан, утром спешил, днем у него всегда находились важные дела. Она решила заставить его объясниться и пригласила для этого в ресторан. Когда Анна начала говорить о своих страданиях, Поль тотчас же прервал ее с нескрываемой злостью: «Ты же не собираешься устроить мне сцену в ресторане, особенно на подобную тему. Определенно, ты совершенно не умеешь себя вести!» Высказано это было без горячности, ледяным голосом.

Анна начала плакать, что окончательно вывело Поля из себя: «Ты просто истеричка, которая все время недовольна!»

Затем Поль нашел себе другое оправдание: «Как можно заниматься с тобой любовью, когда ты просто ужасна, ты — мегера, при взгляде на которую пропадает всякое желание!»

Впоследствии Поль пошел даже на то, что украл блокнот Анны, в котором были почти все ее рабочие записи по бухгалтерии. Анна безуспешно пыталась его найти и потом спросила Поля, не видел ли он блокнота: никто, кроме него, не входил в комнату, где она его оставила. Поль ответил, что не видел и что ей нужно лучше следить за своими вещами. В его взгляде было столько ненависти, что Анна застыла от потрясения и страха. Она поняла, что на самом деле это Поль украл блокнот, но если она будет на этом настаивать, то Поль может проявить явное насилие. А насилия с его стороны Анна слишком боялась.

Самое ужасное, она не понимала, зачем он это сделал; и пыталась найти разные объяснения: может, он просто хочет навредить ей, зная, к каким неприятностям для Анны приведут его действия? Или все это из зависти? Или он хочет убедиться в том, что она работает больше него? Или надеется найти в, блокноте какие-либо просчеты, которые он мог бы использовать против нее?

У нее не было совершенно никаких сомнений, что он сделал это из враждебных побуждений. Эта мысль была настолько ужасна, что Анна старалась прогнать ее, отказывалась поверить в это, и страх трансформировался в физическое беспокойство, которое возникало, как только она встречалась взглядом с Полем,

На этой стадии она отчетливо почувствовала, что Поль стремится уничтожить ее. Только вместо того, чтобы подсыпать ей в кофе мышьяк маленькими дозами, как в английских детективных романах, он пытается сломить ее психологически.

Чтобы страдания Анны его не задевали, Поль относился к ней как к вещи. Он смотрел на нее равнодушно, без всяких эмоций. Естественно, в такой ситуации ее слезы казались глупыми и нелепыми. Анна чувствовала, что для Поля она ничего не значит. Ее чувства его не трогают или, точнее, не существуют для него. Невозможность вести диалог вызывала в ней страшный гнев, который, не имея выхода, трансформировался в беспокойство. Она пыталась сказать, что предпочитает расстаться, чем ежедневно страдать, но затрагивала эту тему только в самые кризисные моменты, когда, что бы она ни сказала, ее понимали неправильно. В остальное время она старалась сдерживаться, чтобы не создать дополнительного напряжения именно тогда, когда жизнь казалась более или менее сносной.

Анна написала Полю письмо. Она попыталась дать ему понять, что страдает из-за сложившейся ситуации и хочет найти выход из нее. В первый раз, оставив письмо на письменном столе Поля, она ждала, что он заговорит о нем. Поскольку он ничего не сказал, она осмелилась спросить у него, что он об этом думает. Он холодно ответил: «Мне нечего на это сказать!» Анна решила, что выразилась недостаточно ясно. Она написала ему более длинное письмо, которое утром нашла в корзине для бумаг. Разозлившись, она потребовала объяснений. Он ответил, что не обязан отвечать на вопросы истерички.

Что бы Анна ни делала, она не находила понимания. Может, она просто плохо выражает свои мысли? Начиная с этого дня, она стала делать ксерокопии писем, которые писала Полю.

Поль был равнодушен к страданиям Анны, он даже не замечал их. Анна не могла этого вынести, она постоянно беспокоилась, становилась еще более неуравновешенной. Ее незначительные ошибки истолковывались как серьезные промахи, которые нужно исправлять, и этим оправдывалось насилие. Она стала попросту опасной для него. Значит, необходимо было ее «сломать».

Реакция Анны на это обоюдное насилие сводилась к стереотипной попытке начать диалог, Поль пытался уйти от него.

Тогда Анна решила расстаться с Полем.

— Если я правильно понимаю, ты выставляешь меня за дверь без копейки денег!

— Я тебя не выставляю, я говорю, что не могу больше терпеть такое положение вещей. Ты не останешься без копейки, ты работаешь, как и я, и когда мы расстанемся, ты получишь половину нашего имущества.

— Куда я пойду? Ты просто злющая баба! Из-за тебя мне придется жить в трущобах!

Анна во всем винила себя и считала, что Поль так груб с ней из-за того, что разлучен с детьми.

После того как Анна и Поль, расстались, дети время от времени проводили выходные с отцом. Однажды, когда после таких выходных Анна встретила их на улице, дети рассказали ей, что провели отличный день с Шейлой, коллегой отца. В тот момент она увидела на лице Поля торжествующую улыбку, смысл которой вначале был ей не ясен.

Дома дети стали рассказывать ей, как влюблен их папа. Он целый день целовал Шейлу в губы и гладил ей грудь и бедра. Поль продолжал передавать Анне завуалированные послания через детей, поскольку у него не хватало смелости открыто объявить Анне о том, что у него есть подружка. Он знал, что, показав детям близость их отношений с Шейлой, возбудит в Анне ревность, но при этом сам будет находиться далеко и ему нечего будет бояться ее справедливых упреков. Таким образом, он подставлял детей под первый удар горечи или обиды их матери, что говорило о неуважении и к матери и к детям.

Анна потеряла почву под ногами. Чем больше она боролась, тем глубже увязала в этой борьбе. Горечь переходила в ярость, и она ничего не могла ни сказать, ни сделать, а поэтому вообще не стремилась что бы то ни было делать. Ее горе было так сильно, что она в конце концов перестала бороться и, смирившись, плыла по течению.

В кругу семьи и друзей Поль рассказывал, что Анна выгнала его из дома, и описывал тяготы своего финансового положения.

Анна не желала играть навязанную Полем роль злодейки и хотела оправдаться. Она написала ему письмо, в котором попыталась выразить свои чувства. Этот способ, однако, тоже оказался недейственным. Испытывая сильный страх перед Полем, Анна не решилась нападать на него в открытую и переложила вину на его любовницу: Шейла воспользовалась кризисом в семье, чтобы соблазнить бедного мужчину.

Истолковав проблему таким образом, Анна попала в ловушку Поля, который как раз и стремился избежать ее гнева и ненависти. Вместо того чтобы принять на себя ответственность за создавшуюся ситуацию, он ушел от нее и оставил лицом к лицу двух соперниц. Анна все еще оставалась послушной, оправдывала Поля и не осмеливалась выступить против него.

Только однажды она отважилась открыто противостоять Полю. Анна отправилась к нему домой, заставила впустить ее и высказала все, что не имела возможности высказать ранее. Это была ее единственная настоящая семейная сцена, ее единственное столкновение с Полем: «Ты сумасшедшая, а с сумасшедшими не спорят!» Когда Поль захотел выставить ее за дверь, она начала царапаться, а потом, плача, ушла. Разумеется, эту сцену Поль немедленно использовал против Анны. Она получила выговор от его адвоката. Поль везде растрезвонил, что Анна безумна и неуправляема. Мать Поля упрекала ее: «Анна, милочка, нужно успокоиться, Ваше поведение недопустимо!»

Адвокаты Анны и Поля вели переговоры о разделе имущества. Анна сознательно выбрала адвоката, не склонного вступать в долгую полемику, решив, что нужно прежде всего успокоить Поля, иначе он может начать затягивать судебный процесс. Она не спорила, потому что хотела быть сговорчивой; он же принимал это за ее силу, а значит, чувствовал со стороны Анны большую угрозу.

Незадолго до отпуска Анны, когда уже была назначена опись имущества, она случайно узнала, что Поль вывез все вещи из ее загородного дома. Он оставил только, несколько предметов обстановки, которые принадлежали семье Анны, и детские кроватки. Она опустила руки, так как думала, что имущественные вопросы будут улажены, нападки со стороны Поля прекратятся. Тем не менее они не прекратились.

В переписке, касающейся детей, Поль начал делать косвенные намеки, ставящие под сомнение ее честность. Сначала Анна оправдывалась, объясняя, что все договоренности были сделаны адвокатами и засвидетельствованы у нотариуса, но потом поняла, что это бесполезно и что ему нужно, чтобы она была хоть в чем-то виновата. Однажды сын сказал ей: «Папа всем говорит, что ты у него все забрала, может, так оно и есть. Как ты можешь доказать, что ты порядочный человек и что это неправда?»