Читать «Монголия и Амдо и мертвый город Хара-хото» онлайн - страница 35
Петр Кузьмич Козлов
Пока мы прощались, головной эшелон Иванова уже открыл движение; за ним направился второй, третий. Путешествие началось. Вскоре, караван вытянулся красивой линией и еще большими, нежели прежде, шагами стал отмерять расстояние. В открытой долине ветер свирепствовал пуще прежнего: мы ёжились и очень часто оставляли сёдла, чтобы на ходу согреться. Встречные монголы приветливо прощались с нами: сжимая на груди руки, они произносили: "жуйтуя-байна!" что значит "очень холодно!"
Несмотря на успешное движение, мы очень долго тащились долиною Толы, прежде нежели ее оставить, прежде нежели перевалить Гонгын-дабан, окончательно скрывший Толу от наших взоров. Прямо перед нами широко расстилалась степная полоса и лишь на востоке продолжали тянуться отроги богдо-олского массива, темневшие богатою зарослью леса. Через некоторое время и они скрылись... Мы вступили во внутренний центрально-азиатский бассейн и на другой день весь большой переход подвигались вдоль обширной долины Шархай-хундэ, блестевшей яркой желтизной пышного дэрэсуна (20) (Lasiagrostis splendens). Там и сям группировались юрты кочевников, а в окрестности юрт -- их многочисленные стада, нередко по соседству со стадами монгольских цзеренов (Antilope gutturosa [Procapra gutturosa]), хорошо распознающих мирного человека от охотника. На мой вопрос к проводникам: "чьи это табуны коней и стада верблюдов и баранов"? -- они ответили: "всё это принадлежит хутухте и монастырям".
Богатая долина Шархай-хундэ в то же время изобилует пищухами (Lagomys ogotona [Ochotona daurica]), за которыми охотятся зимующие в Монголии сарычи, большие и малые сокола (Gennaia et Tinnunculus [Falco и Cerchneis]), обычно сидящие по вершинам холмов, вдоль дороги. В этой местности мы добыли интересного большого хорька, которого долгое время преследовал чёрный ворон (Corvus corax), бросавшийся на зверька с криком сверху; хорёк сгибал спину, рычал и вообще яростно защищался.
Ежедневно наблюдая только монголов и их кочевье, мы скоро освоились и со своей походной обстановкой: верблюдами, лошадьми, юртой, и с своим главным занятием -- передвижением. Иначе говоря, своим образом жизни мы напоминали номадов и чувствовали себя очень хорошо. С вечера, в нашем походном жилище всегда бывало маленькое тепло, но ночью, в особенности же перед зарёй, когда мы обыкновенно вставали, становилось ужасно холодно. Во время одевания, которое совершалось очень быстро, только и стучишь бывало зубами, только и слышишь: бррр..., бррр..., бррр!.. Затем, наскоро проглотив по чашке-другой горячего чая с противным месивом "цзамба", мы отправлялись в путь. В дороге время бежало быстро, как быстро, незаметно проходили и целые дни. После же четырех-пяти дней или переходов устраивалась днёвка, считавшаяся всеми нами за большой праздник.
Первая такая днёвка была устроена неподалеку от высокой конусообразной горы Хайрхан, рядом со стойбищем владельца наших наёмных верблюдов -- состоятельного монгола Церен Доржиева. Последний оказался весьма доброжелательным и сговорчивым вообще, а в частности по отношению к вопросу о расширении нашего маршрута, о большем уклонении его на юго-запад в целях не входившего сначала в нашу программу посещения озера Тухум-нор и прилежащего к нему на юге района, до нас еще не изученного географами. На память о русских Доржиев и его жена получили от экспедиции кое-какие подарки.