Читать «Монашка и дракон» онлайн - страница 10
Ната Лакомка
— Посмотри-ка мне в глаза, — сказал дракон, заставляя поднять голову. — Какие яркие. Зеленые. Как два изумруда.
— Здесь темно, вы не можете рассмотреть, что они зеленые, — возразила я.
Луна и в самом деле спряталась, и даже звезд сегодня не было на небосклоне, хотя день простоял безоблачным. Я видела лицо дракона белым пятном с черными провалами глаз. От него пахло вином и медом — наверное, он закусывал сладкими ореховыми пастилками, которые мы готовили на меду.
— Поверь, я вижу не только их цвет, — он усмехнулся и приблизил свое лицо к моему. — Еще я вижу в них море — непокорное, великолепное. Мне нравится море.
«Надежда тщетна, — совсем не вовремя вспомнила я слова из Писания, где говорилось о древних драконах, некогда многочисленных и населявших землю от края до края, вознамерившихся погубить весь человеческий род, — надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его? Когда он поднимается — и силачи в страхе, совсем теряются от ужаса».[2]
— Я всего лишь человеческая женщина, — сказала я, и голос мой дрогнул вовсе непритворно. Я и в самом деле готова была упасть тут же — замертво, от страха. — И я отчаянно боюсь драконов. Оставьте меня в монастыре, зачем я вам?
— Уже говорил тебе. Для развлечения, — сказал маркграф. — Мне скучно, а ты смогла меня развлечь. Считай, пока ты меня развлекаешь — ты жива.
— А если наскучу?
— Тогда придется тебя съесть, — сказал он с усмешкой. — Идем, Виенн. Сейчас хлынет дождь, у моего цитатника могут отсыреть страницы.
[1] Конкубина — женщина для сожительства, без заключения брака, без обязательств, без признания детей законнорожденными
[2] Книга Иова, 40:20
4. Замок и змеи (часть первая)
— Поверить не могу, что ты пыталась сбежать, Виенн! — распекала меня мать-настоятельница той же ночью в моей келье.
— Поверить не могу, что вы продали меня ему, как вещь! — вспылила я. Слезы, что я сдерживала до этого времени, сейчас так и брызнули.
— Я не продала, — ответила мать Беатриса.
— Вы меня отдали ему и получили пятьсот золотых! Если это называется — «не продала», то я — Святой Папа!
— Не богохульствуй! — топнула она на меня. — Пятьсот золотых — это для наших бедных сестер, я должна была подумать и о них. А тебя бы он все равно забрал, раз так захотел. И в этом ты сама виновата — вот к чему приводит кокетство, — она указала на мои накрашенные глаза. — Веди ты себя поскромнее, не кичись так своим умом, всем бы и обошлось. Гордыня твой враг, а не я.
— Вы жестокая, — сказала я, смахивая слезы. — Когда я здесь появилась, вы обещали, что не дадите меня в обиду, и милостиво приняли два золотых браслета, что я пожертвовала монастырю. Быстро же вы забыли эти браслеты! Сразу же, как получили пятьсот золотых!
— Живой осел лучше дохлого льва,[1] — сказала она резко.
— О! Вспомнили святое Писание! — делано восхитилась я. — И правда, вам цитатник ни к чему, как и сказал господин дракон!