Читать «Молчание девчат (сборник)» онлайн - страница 25

Надежда Георгиевна Нелидова

Утром девочка, как советует женский журнал, до изнурения делает упражнения «плоский животик» и крутит обруч. Перед прогулкой долго, тщательно накладывает макияж.

Примеряет обновы, скрадывающие её слегка обвисший, потерявший упругость после родов живот — для неё это вселенская трагедия!

Но грудь ни в коем случае не должна потерять форму! Каждую ночь, втайне от домашних, она туго перевязывает её жёсткими эластичными бинтами.

И однажды за завтраком с плохо скрываемым торжеством объявляет, что у неё пропало молоко, и что малыша придётся переводить на смеси.

А над малышом в это время перетряслись-перессорились две моложавые бабки, два деда плюс бездетные дядя с тётей, не чающие души в двоюродном племяннике.

Для таких мамочек-девочек импортная коляска с её содержимым — не более чем аксессуар, крупная деталь в их туалете, как, допустим, сумка или зонтик.

Они плывут, не забывая красиво покачивать бёдрами и высоко держа шейку. Они тают от летящих вслед комплиментов:

— Такая молоденькая, хорошенькая — и уже с ребёнком. И не ходит растрёпой, следит за собой, молодец.

* * *

Наверно, румяное безмятежное счастье всегда тупо, толстокоже и недальновидно. Разве может быть счастлива мать? Вообще — мать? Вообще — счастлива: чтобы до конца, без остатка?

Вместе с малышом в ту же минуту родился сводящий с ума животный безотчётный страх. Частичка плоти отпочковалась от тебя и начала существовать отдельно в опасном мире.

В том мире, где господствуют две краски: красная и чёрная, цвета крови и грязи.

И бесследно исчезли, пропали тысячелетия, эпохи, вылеплявшие, высекавшие из зверя человека.

Мать — снова самка. Она тревожно мерцает, фосфоресцирует во тьме глазами, насторожённо прядает ушами. Караулит нору, тихо ворча, скаля клыки. Присела в прыжке навстречу смертельной опасности…

Готова вступить в неравную схватку с противником, чтобы потом лежать с потускневшими в смертной пелене глазами, с окровавленной, набитой шерстью поверженного врага пастью.

Рождение ребенка — это гибель, конец женщины: как женщины-личности, как женщины-любовницы. Она исчезла, её нет больше. Она вся ушла в дитя, растворилась в нём, слившись вскармливая его своим тёплым белым соком.

Ребёнок сосёт, тихо пальчиками перебирая её грудь, и смотрит в её глаза неотрывным, ничего не выражающим взглядом. Но в этом бессмысленном взгляде — всё Счастье и Мудрость, и Смысл Жизни. «Я — твой. Ты — моя». Чего ещё?

Рожая снова и снова, женщина неизбежно теряет свежесть и упругость тела. Когда-то она прельстила юностью и красотой мужчину, чтобы зачинать детей — функция закончена, чего ещё?

Женщина усыхает и покрывается сетью коричневых морщин, как кора старого дерева.

* * *

Ближе к зиме Эле, кажется, стало легче. Её светловолосой широколицей, с мягким носиком, выпуклым лобиком, жирной шейкой девочки уже не существовало. Остался маленький дырявый череп в истлевшем колпачке, хрупкий скелетик в гнилом одеяльце. Так, по крайней мере, Эля пыталась себе внушить.

Но когда ударили сорокаградусные морозы, когда промёрзшая земля зазвенела и загудела, как железо, и большие сильные, тепло одетые люди, спрятавшись в домах, жарко топили печи — каково было Элиной девочке: одинокой, маленькой, завернутой в беленькие летние, лёгкие тряпочки, зарытой глубоко в железную землю там, за городом, далеко в морозной мгле?