Читать «Мой Дневник. 1916 - 1917 - 1918» онлайн

МОЙ ДНЕВНИК 1916 - 1917 - 1918

К Ч И Т А Т Е Л Ю

ФЕВРАЛЬ 1917 года

Среда, 1/14 февраля

В 2 ч. с Атей и Надей в Кушелевской галерее музея Академии художеств¹⁹⁸]. Ничуть не разочарован в этом, очень изысканном, собрании характерных для середины XIX в. картин. Напротив, продолжаю, находясь в ней, испытывать то же впечатление чего-то лакомого, изощренного, рагутантного¹, то же любование удивительным мастерством (даже и у совсем второстепенных художников) — в самых разнообразных проявлениях. Какой чудесный, между прочим, приморский пейзаж Hoguet . Обошел с Визелем отделение старых русских картин (снова по-новому развешенных), а также довольно жалкую (даже более жалкую, нежели я ожидал) выставку покойного Крачковского. Его молодые этюды с натуры и те слабы, безжизненны. — Дома снова Скамони. Он уверен, что никаких серьезных беспорядков не будет, а будут только разрозненные и незадачливые забастовки на почве отдельных рабочих домогательств. Но он так судит по учреждению, во главе которого он стоит и которое работает в более культурных, им и созданных, условиях, нежели многие другие — более по размерам грандиозные предприятия, нежели типография Голике—Вильборг. У них рабочие, скорее, довольны своим, к тому же сильно за последнее время улучшившимся, положением. «Швейцар у них получает теперь больше, нежели прежде метранпаж».

Четверг, 2/15 февраля

Уже некоторое время, как наслаждаюсь чтением записок художника Манлиха*. Какая отражается в них милая гуманная и гуманитарная культура! Жаль только, что приходится это читать по-немецки, тогда как оригинал написан (как и записки Ходовецкого) — по-французски. Заходил к Бразу. Ну как он может верить, что приобретенная им недавно «Голова воина» — Рембрандта?! Это явная подделка, и даже плохая. На всякого мудреца довольно простоты...

Пятница, 3/16 февраля

Бьюсь с Меркурием. Возвращаюсь к самому первоначальному эскизу, там, где он сидит, отставив правую ногу. — Гринберг привез корректуру последней партии иллюстраций к моей монографии. На сей раз красочные (трехцветки) немного более удовлетворительны, но все же какая досада, что вся работа производилась не у Голике—Вильборг! Берет ужас, что в общем книга выйдет нелепой и меня вовсе не передающей. — У Акицы род инфлюэнцы.

Суббота, 4/17 февраля

Отправил Гржебину обстоятельное письмо с выяснением моих «вкусовых требований» и с категорическим запрещением помещать в «Радуге» ужасные рисунки Реми. Вскоре по телефону ответ. Он со всем согласен, а Горький не только не обижен, но глубоко тронут моей не уступчивостью. Ну и отлично. Отлегло от сердца. А то нет ничего противнее, нежели из каких-то побочных соображений давать свою апробацию, свою подпись под вещи, от которых претит. — Заходил несчастный Левитский — фанатик книги, по-прежнему на всех негодующий. Он забрал у меня материалы для какого-то плаката в арабском вкусе! Увы, я испытываю ныне настоящее страдание, когда приходится отдавать любую виньетку, любую картинку, — до того я проучен российской непорядочностью и в этой области. — Кока увлекается домашним кинематографом и тратит свои сбережения на покупку подержанных фильмов. — Вечером с братьями Лансере и Яремичем у Обера — смотреть принадлежащую ему коллекцию произведений художника-любителя Баганца — ученика М. Зичи. Обер, нуждаясь в деньгах, намерен ее продать. Две из этих необычайно мастерских акварелей я сам возьму с удовольствием, но всП в целом трудно пристроить. Совсем прекрасна большая акварель (вид с птичьего полета на Красный мост^[99]).