Читать «Мои 90-е» онлайн - страница 6

«Тишинка» – это целый культурный пласт. Там знакомились и создавались пары. Велись философские диспуты, рождались творческие идеи и снималось кино. Это был первый клуб неформальной молодежи под открытым небом. Первая тусовка фриков. На самом деле – рынок. Барахолка. Туда ходили каждые выходные, летом и зимой – ловить исчезающую эпоху, искать раритеты, «модно» одеваться по дешевке. Там я загнала свое мажорское выпускное платье. Хватило на несколько бутылок пива. Один раз там даже продавали шелковую красную рубаху в пятнах крови. Перед посещением рынка все встречались в маленьком подвальчике – кафе без названия, в народе – «Рога», в честь основного и единственного элемента декора на стене. Пили «настоящий» кофе в турке на песке. Приносили с собой в рюкзаках портвейн. Основательно прогревшись для длительной прогулки, шли на Тишку. Бродили среди пенсионеров, разложивших свой скарб на земле на газетках. За свою популярность Тишинка поплатилась тотальной реконструкцией. Сейчас там лицемерное подобие былой атмосферы – напыщенный «Блошиный рынок» со старинными плюшевыми мимишками по тысяче долларов.

Такие вот нарядные мы лазили по подворотням, да по чердакам: искусством занимались, фотографировали друг друга – какие мы прикольные. Так зарождалась fashion-фотография в этой стране. Один раз я вытащила на съемку девочку, которая казалась мне безумно красивой. Красивой «на лицо», как говорится, но с огромными, совершенно непропорциональными фигуре, бедрами. Она, в общем, конечно, догадывалась, что у нее что-то не совсем так… как у всех. Не совсем обычная красота. Но я, со своей эмпатией, развела ее и сказала, что это – как раз ништяк.

– Давай! Ты же красивая, снимем тебя красиво! Наденем черное трико… ну, конечно, голую жопу снимать не будем…

Хотя хотелось именно этого и, конечно… В этом бы была фишка. Но тогда мне не хватило смелости. Да, мы ее сняли, и это был апофеоз всей моей эстетики. Мы влезли в заброшенный дом, на чердак. Там везде валялся битый кирпич, и было одно окно, из которого падал луч света. И в этом луче света планировалось сфотографировать девушку. Романтика. Девушка дико стеснялась. Она была в леггинсах, в приталенном пиджаке и зачем-то в кепке. Я ее фотографировала на дерьмовый, но прикольный фотоаппарат «Любитель», с широкой пленкой: смотришь сверху в окошечко на матовое стекло и прокручиваешь кадр вручную. А Саша снимал меня, как я снимаю эту девочку. Очень концептуально. Мне кажется, это была эротика, все-таки. Очень странная, эстетская и немного… злая. Позже я прочитала у Сьюзен Сотаг, что фотографирование – это всегда акт агрессии, нападение хищника на жертву. По крайней мере, мой снобизм по отношению к толстожопому объекту съемки добротой назвать было сложно. Но это было осознанное творчество, а не просто извращенное либидо. Потому как народная эротика, которая нас окружала повсеместно, не устраивала меня никак: в кабинах дальнобойщиков висели фотографии веселых колхозниц в кружевных синтетических трусах. Пьяные шалавы в кабаках – как эталон сексуальности. Деньги, алкашка и шансон. Эротика, как ни крути, мать любой эстетики. А мы были какими-то уродами. Эстетическими извращенцами. Лично я так себя ощущала и гордилась этим.