Читать «Моё собачье дело» онлайн - страница 42

И это произошло. Сашка, хихикая, вцепилась обеими ручками в мои уши и медленно стала тащить мою морду к своему лицу. В моей бестолковой голове что-то перегорело. Я видела только свое безысходное положение и огромные Сашкины глаза, пронизывающие меня, словно иглы. Сашка была уже больше не маленькой девочкой, а агрессивной и устрашающей мегерой, готовой проглотить меня с потрохами и выплюнуть лишь ножки да рожки. В полном помутнении я зарычала, причем так, что мама наконец-таки среагировала и бросилась к столу. Но было уже поздно. Как со стороны я услышала лязг зубов, почувствовала удар морды о что-то твердое, покрытое мягкой и теплой кожей, и погрузилась в захлестывающий, пронзительный крик. Ручки разжали мои уши, и я шарахнулась обратно в угол.

Мрак постепенно рассеивался, и я увидела Сашку, вытаскиваемую мамиными руками из-под стола, набежавшие ноги и лапы, и еще я видела на Сашкином лице и чувствовала на своем языке кровь. Говорят, что собаки звереют от вкуса крови. Что они готовы порвать любого встречного, хоть бы только вкусить еще раз этот запретный плод. Тогда ничего подобного со мной не произошло. Я окунулась просто в совершенно бездонный ужас от осознания того, что натворила. Где-то далеко-далеко, за пределами стола, Сашка верещала так, что каждому должно было быть понятно, что это неспроста, а другие голоса пытались ее успокоить, но так как они сами не могли скрыть своего испуга, у них ничего не получалось.

Больше всего на свете я хотела никогда более не выйти из-под этого стола. Я хотела провалиться сквозь щели в паркете, сровняться с землей, на которой стоял дом, быть растоптанной кротами и червями, превратиться в ничто. Но, с другой стороны, я понимала, что мне следует выйти из убежища и понести справедливое наказание. Еле-еле я поднялась на все четыре лапы и начала вылезать наружу. От охватившего меня дрожания я не чувствовала под собой пола.

Когда я наконец оказалась за пределами стола, мамы с Сашкой уже не было на кухне. Плач доносился со второго этажа. Он был уже не такой пронзительный и беспрерывный, но настолько жалкий, что у меня чуть не разорвалось сердце. Тут ко мне повернулся крайне взволнованный папа, и его лицо исказилось таким откровенным гневом, что я приготовилась отправиться на тот свет. Недолго думая он размахнулся и дал мне что было мочи по спине. Боль разбежалась по моему телу, словно разливающийся кипяток, я взвизгнула и умчалась в чулан, оказавшийся приоткрытым. Там я долго сидела в темноте и страдала. Отчаянно и беспросветно. Не от отголоска жгучей боли в спине, которая была более чем заслуженна, а от ненависти к самой себе. Мне было так неимоверно стыдно, что я была готова сама пешком отправиться обратно в приют, лишь бы только никогда больше не смотреть в глаза тем, кто дал мне дом и тепло и кому я отплатила вот этим позорным поступком. Тогда в чулане я пережила свой личный конец света.