Читать «Мифогенная любовь каст (Том 2)» онлайн - страница 337

- Я никого не убивал, - сказал он без выражения и не прикоснулся к рюмке.

- Как же! Подраспизделась роща золотая, - недоверчиво ощерился молодой.

- Значит, говоришь, не убивал? 

Вскинулся вдруг следачок с насеста. 

Ждет тебя, пацан, лесоповал,

Белый, как сибирская невеста.

И муде не посыпал песком

Тем песочком, теплым, прибалтийским?

И, прикрыв залупу туеском,

Не ебался с мишкой олимпийским?

Ничего, приедешь в Магадан,

Купишь там отдельную квартиру

Телевизор, чай, сортир, нарзан

По ебалу городу и миру!

На, кури. Чего там, не впервой.

Главное, шугайся Чиполлино.

Он пахан жестокий и крутой

Выставит в разы на буратино.

Чисто так. За желтые дела.

Пальцы веером, и все быки вприсядку.

Штопор в шорнике. Понтуйся: смык, смола.

А не то придется дуть в трехрядку.

Говори, что знаешь Селяви,

Шо ты в "Космосе" висишь на белом коксе.

И споют фонтаны о любви,

Завафлив твой шпейц в соленом боксе.

Говоришь: понятиев не знал.

На спецу зависнешь - растолкуют.

За дубком не харкай на журнал

Дед Мороз нехорошо шуткует.

Самый главный в зоне - Винни-Пух.

Закозлит своим слонопотамом:

Если сразу не испустишь дух,

Крикнешь "Брясь!" и станешь Мандельштамом.

Чебурага подойдет в настрой

С корефаном Геной Крокодилом,

И шепнет Мурзилка: "Кумовской!",

Подмахнув абзац корявым шилом.

Дунаев механически поддерживал разговор с уголовниками, хорошо зная все правила такого разговора, но при этом думал о другом и чувствовал совсем другое. Он действительно остро ощущал Россию вокруг себя, чувствовал, как лежат улицы и площади Москвы за заиндевевшим окном ресторана, он понимал, что такое "мороз в Москве" и что означает "скоро Рождество" - еще совсем недавно это совсем ничего не значило, но православная Россия вдруг проступила из-под прежнего Советского Союза, и теперь действительно девушки в каракулевых шубках спешили к заутрене, и по-кустодиевски румянились их свежие лица, и на пути из церкви они смеялись и ели миндальные пирожные, торопясь домой, чтобы принять горячую ванну и затем другими способами скоротать время до ночи, когда придет черед идти на рейв и протанцевать там до утра. Дунаев думал о них и еще о многом.

Люди, с которыми он разговаривал, были ему насквозь понятны, он таких много видел и ясно понимал, что их в ближайшие дни убьют. Это казалось ему столь очевидным, как если бы даты их смертей были вышиты золотой нитью на воротничках их рубашек. Поэтому он не концентрировался на разговоре, взглядывал то в окно, на блестящий иней, то задумчиво пил зеленый чай из пиалы, украшенной изображением фениксов и бородатых драконов. Демонстративно он не прикасался к рюмке с водкой. Иногда окидывал взглядом просторный зал ресторана, довольно полный и оживленный, несмотря на утреннее время. За соседним столиком сидела компания в пять человек, все - немолодые мужчины, и явно тоже вели деловой разговор. Дунаеву достаточно было мельком взглянуть на них, чтобы понять, что дело у них ладится, и что дело для всех выгодное, и что по главным вопросам уже договорились и теперь улаживают детали. Двое из пяти иностранцы, еще один - переводчик и еще двое русских. Дело, скорее всего, шло о продаже за границу каких-то российских научных достижений или изобретений. Во всяком случае, оба русских выглядели как ученые или врачи: один лысый, смеющийся, другой - в очках с дымчатыми стеклами, седой, с угрюмо-усталым ртом.