Читать «Мифогенная любовь каст (Том 2)» онлайн - страница 21

Павел Пепперштейн

глава 4. Субботы у Каменных

Дунаев блаженствовал. Он так соскучился по работе с людьми - по той работе, что на бездушном бюрократическом языке называется "работой с кадрами". Дунаев и сам пользовался этим языком, но в душе он не считал людей "кадрами".

- Человек не "кадр", а целое кино, да еще и весь кинотеатр в придачу! бывало, говорил он с напускной ворчливостью. - А что такое "парторг"? Тот, что паром торгует? Пустотой то есть. Вот литейщик - он сталь льет, штамповщик детали штампует, вулканизатор - с резиной работает. А парторг что? Паром торгует. Да зачем он вообще нужен? А затем, что без того пара не было бы ни стали, ни деталей, ни резины. Не было бы, потому что не стало бы в них нужды. Пар - это человек: он, живой и горячий, и пароходы двигает, и паровозы, и станки...

- Что же ты, получается, людьми торгуешь? - как-то раз спросил его один молодой рабочий.

- Эх ты, зеленый еще! - сокрушенно покачал головой Дунаев. - Ты прикинь: что такое "партия"? Партия это то, что весь человеческий пар организует, дает ему силу и направление. А почему? Потому что партия видит, откуда этот пар происходит и на что он годен. Так можно было бы сказать: нет ничего, пустота одна, пар. Пар - ты и я. Но мы говорим слитно: "партия". Потому что там, где люди научились понимать все, как оно есть, там уже нет ни пара, ни тебя, ни меня. Одно только и есть: партия.

Но эти простодушные софизмы, стилизованные под речь народного "мудреца" (Дунаев не ведал тогда, что ему самому придется стать учеником такого "мудреца" - атамана Холеного - и выслушать, словно в наказание, сотни таких софизмов), годились для темных молодых рабочих, для ребят, которые появились на свет в глухих деревенских углах, так же как и сам Дунаев.

Теперь же Дунаеву предстояло иметь дело с людьми интеллигентными, образованными, которые к тому же относились к советской власти с плохо скрываемым враждебным недоверием. Если бы Дунаева спросили, он бы, конечно, предпочел других людей. Но никто его мнения не спрашивал. Он сам находился в жесточайшем обучении у колдуна по кличке Бессмертный. Часто он теперь вспоминал капризную, но душевную педагогическую манеру Холеного, его шутки-прибаутки и кудрявые похабные наставления - все это было таким близким, родным, так сильно напоминало манеру самого Дунаева, выработанную им для поучающего общения с рабочими. Холеный, бывало, называл его и "Дунай" и "Володька", а то и "дунайский ты мой ветер золотой", дразнил "дунайской селедкой" и "парторгом хуевым". Бессмертный же называл парторга исключительно "Дунаев". Ни тебе "гражданина", ни тебе "товарища", ни тебе имени-отчества. Зато он был честен и педантичен, говорил все прямо, в лоб, без экивоков. Любил, что называется, "называть вещи своими именами". И если Холеный был близок Дунаеву, как человеку из народа, то Бессмертный был с другой стороны близок ему, потому что было в нем что-то неуловимо партийное, бюрократическое.

Накануне первого визита к Джерри Радужневицкому Бессмертный дал Дунаеву сразу целый пучок руководящих указаний и "директивок". В языке партийцев есть, в числе прочих, два понятия: "выволочка" и "натаскать". Урок, преподанный Дунаеву, был чем-то средним между "выволочкой" и "натаскиванием"..