Читать «Миссия Зигмунда Фрейда. Анализ его личности и влияния.» онлайн - страница 3

Джоне, рассматривающий страстную любовь Фрейда к истине как «глубочайшую и сильнейшую движущую силу его натуры», как «единственную силу, приведшую его к новаторским открытиям», пытается объяснить эту любовь в русле ортодоксальной психоаналитической теории. В соответствии с нею он указывает, что стремление к познанию «питается могущественными мотива ми, возникающими в раннем детстве из любопытства к первичным фактам жизни» (смысл рождения и то, что к нему привело). Я полагаю, что здесь совершенно неудачно смешиваются любопытство и вера в разум. У личностей, отмеченных любопытством, можно обнаружить ранний и особо сильный сексуальный интерес, но между этим фактором и страстной жаждой истины связь не велика. Не более убедителен и другой довод, при водимый Джойсом. Сводный брат Фрейда Филипп был шутником, «который казался Фрейду мужем его матери и которого он умолял не делать мамочку снова беременной. Можно ли доверять такому человеку, слишком хорошо знавшему все тайны, чтобы о них рассказывать? Это было удивительной шуткой судьбы: такой мелкий человечишка — говорят, он кончил свои дни разносчиком — одним своим существованием случайно высек искру, которая воспламенила будущую решимость Фрейда доверять одному себе, сопротивляться порывам верить другим более, чем себе самому, и тем самым сделал непреходящим имя Фрейд» ". Конечно, это было бы "удивительной шуткой судьбы" — будь Джоне прав. Но разве это не предельное упрощенчество — объяснять искру Фрейдовой экзистенции каким то сомни тельным братцем с его сексуальными шутками?

Говоря о страстной любви Фрейда к истине и разуму, следует упомянуть еще один момент (на нем более подробно остановимся в дальнейшем, когда нам станет ясна целостная картина характера Фрейда): разум для него сводился к мышлению. чувства и эмоции сами по себе считались иррациональными, а потому низшими по сравнению с мышлением. Философы — просветители в целом разделяли такое презрение к чувствам и аффектам. Они не видели того, что заметил еще Спиноза: аффекты, подобно мыслям, могут быть рациональными и иррациональными, полное развитие человека требует рациональной эволюции обеих стирании мысли, и аффекта. Они не замечали того, что с обособлением мышления от чувств искажаются и мышление, и чувства, и сам образ человека, в основе которого лежит признание такого раскола, также является искаженным.