Читать «МИД. Кремль. Кувейтский кризис» онлайн - страница 216

Глава VIII

ОБРЕЧЕННЫЕ СТАРАНИЯ МОСКВЫ

Два подхода

Пока я находился на Среднем Востоке, в Москве произошло одно важное событие. Оно случилось не вдруг, а постепенно вызревало под воздействием ряда обстоятельств, общим знаменателем которых было растущее в СССР раздражение характером воздушной войны против Ирака. Точнее, серьезным разрушением гражданских объектов этой страны, что имело мало общего с официальной целью кампании – освобождением Кувейта. Война вообще не была нашим выбором. Но когда истек срок «паузы доброй воли», а руководство Ирака продолжало вести себя с высокомерной заносчивостью, начало войны все же воспринималось скорее как неизбежное зло, которое Багдад сам на себя и накликал. Но дни шли, и мало-помалу становилось ясно, что объектом ударов была не только военная машина Ирака, а страна как таковая, ее промышленная и иная инфраструктура. Все это сопровождалось жертвами среди мирного населения.

М.С.Горбачев как политик должен был прислушиваться к настроениям общества, но в данном случае ему не приходилось подстраиваться под них, он сам был их носителем и движителем. Это было видно и по его поведению на заседаниях Комиссии по Персидскому заливу, где критический настрой в отношении действий США был весьма и весьма заметен и разделялся практически всеми.

9 февраля М.С. Горбачев на заседании комиссии (я был в этот день в Анкаре) объявил о решении выступить с заявлением по поводу перехлеста, допускаемого коалицией в воздушной войне, и направить Е.М.Примакова в Багдад в качестве своего личного представителя для встречи с С. Хусейном.

Заявление было сделано в тот же день. Написано оно толково, кратко, объективно по смыслу и тону, в нем не было ничего лишнего и не упущено ничего важного. Двумя главными адресатами заявления были Вашингтон и Багдад. Первому было сказано, что характер военных действий создает угрозу превышения мандата, который определен резолюциями СБ; второму в лице президента Ирака обращен настоятельный призыв еще раз взвесить все, что поставлено на карту для его страны, и проявить реализм, который позволил бы выйти на путь надежного и справедливого мирного урегулирования.

Заявление президента СССР сразу же вызвало огромный поток комментариев и у нас, и у арабов, и на Западе. Они были разного плана – и весьма одобрительные и резко критические. Последние особенно были характерны для американской печати. Она упрекала Москву за умышленное дистанцирование от Вашингтона, объясняя это либо разного рода корыстными внешнеполитическими расчетами Кремля, либо желанием Горбачева ублаготворить правую оппозицию в самом СССР, советские военные круги и мусульманское население страны. Администрация США не подливала поначалу масло в огонь. Бейкер, которого наше посольство в Вашингтоне заранее проинформировало об этом шаге, даже заявил, что США не возражают против поездки Примакова в Багдад. Но подлинное отношение американского руководства было иным. «Мы опасались, – сказано в книге Буша и Скоукрофта, – что Советы усиливают свои попытки остановить войну до того, как Ирак подчинится резолюциям ООН. Шеварднадзе ушел, и не осталось контрбаланса против давления на Горбачева правых, требовавших вмешаться и спасти старого клиента; возможность выхода Москвы из коалиции все еще существовала. Предложение, которое Примаков передал Саддаму, мало чем отличалось от того, что проталкивал Горбачев два дня спустя после начала бомбардировок: Саддам объявил бы, что уйдет из Кувейта, а коалиция затем могла бы согласиться на прекращение огня».1