Читать «Мечи против Колдовства: (Роман, новеллы)» онлайн - страница 9

 — Ни одна из иллюстраций никогда нигде не публиковалась, это так?

 — Да, именно так. Хотя, мне известны люди, у которых все еще есть несколько штук. Похоже, и у меня самого завалялась парочка — «Замок, по имени Туман» и еще какая-то. одна.

Потом, когда я писал «Странника», я сделал модели этой планеты, Странника, чтобы продемонстрировать самому себе, как на ее поверхности при вращении один за другим появляются символы. После того как я сделал эти модели, мне пришло в голову сделать из Странника мобиль, ну, Вы знаете, самый простой вид мобиля.

Примерно лет десять назад я заинтересовался стереометрией. Я никогда не изучал стереометрию! Я занимался тригонометрией, и геометрией, и алгеброй, а потом перешел к изучению высшей математики в Чикагском университете. Меня просто зачаровали пять многогранников Платона, и я дошел от равносторонних треугольников до додекаэдра и двадцатигранника — ну, Вы знаете, один состоит из двенадцати пятиугольников, а другой — из двадцати равносторонних треугольников. В «Рассказе о черной печати» Артур Мэйчен упоминает двадцатигранник: у старого профессора есть камень такой формы. В «Обитателе тьмы» Лавкрафт использует неправильный многогранник — «Сияющий трапезоид». Единственная модель пяти многогранников, которую я сделал, висит здесь в моей кухне.

— Это та самая модель, которая видна на Вашей фотографии в книге «Лица научной фантастики», не так ли?

— Да, это так. Я стою в дверном проеме между этой комнатой и гостиной. Вы можете видеть модель на заднем плане, над моим плечом; по крайней мере, ее часть.

Все это — модели и иллюстрации — единственное, что я когда-либо пытался сделать. У меня нет никаких талантов рисовальщика, так что я всегда пытался сделать какое-нибудь механическое приспособление, чтобы Искусство выглядело по меньшей мере немного профессионально.

— В интервью «Враждебному критику» (1973 г.) Вы упомянули, что чувствуете «склонность к грустному». Вы все еще продолжаете испытывать такие чувства?

— Ну, я думаю, мне нравится грусть, мрачное искусство, как «Меланхолия» Дюрера. Мне нравятся пьесы Ибсена и фильмы Бергмана, особенно три его великих фильма: «Улыбки летней ночи», «Дикая земляника» и «Седьмая печать». Это, и картины Эдварда Мюнха.

— А как насчет сходства между «Седьмой печатью» и Вашим рассказом «Бросать кости»?

— Это все шахматы. Шахматы — моя любимая тема, которая встречалась в нескольких рассказах.

— Вы участвовали в последнее время в каком-нибудь шахматном турнире? Добивались успеха?

— Нет, нет. Я думаю, что последний какой бы то ни было шахматный турнир, в котором я участвовал, произошел примерно на третьем году моей жизни в Сан-Франциско. По-моему, это было в начало 1972 г. Я участвовал в любительском, без категорий, турнире в «Корнер Хауз», итальянском ресторане, и в турнире в небольшом ресторанчике под названием «У Паоли».