Читать «Меч и плуг (Повесть о Григории Котовском)» онлайн - страница 174

Николай Павлович Кузьмин

Всю жизнь он сознавал свою неловкость перед женщинами и от застенчивости, чтобы не казаться неуклюжим, как бы застегивался на все пуговицы. Он знал, что за девушками надо ухаживать, но как? Гулять, дарить цветы? Что-то рассказывать?.. К удачливым парням, таким, как тот же Мамаев, который, видимо, знал какое-то тайное для женщин средство, если они липли на него, как на свою погибель, к таким он не испытывал никакой зависти. То, что другим доставалось от женщин так легко, ему представлялось гигантской жертвой с их стороны, оттого он и не терпел никакой похабщины.

Сцена казни в фильме заставила его забыть о своей спутнице. Опомнившись, он увидел, что Ольга Петровна изумлена, напугана и держится от него на расстоянии…

Заложив руки за спину, он вышагивал размеренно, неторопливо. Ольга Петровна шла с опущенной головой, смотрела под ноги. Да, напугал. Кавалер! На барьер полез, принялся что-то хрюкать. С лошадьми тебе гулять! И как всегда, озлобившись на свою неловкость, на проклятую свою неотесанность, он спросил, где она остановилась, куда ее, собственно, проводить, отверг робкую попытку дойти одной, без провожатого, и все в том же раздражении, шагая уже крупно, деловито, словно торопясь расстаться поскорей, стал зачем-то вспоминать, как караульные играют с арестантом «в жмурки»: вталкивают человека в круг и бьют, бьют смертным боем; как «по-научному» ведется протокол казни — записывается все, что говорил приговоренный, как он себя вел, хрипел и дергался; какая суета поднимается в полночный час, когда послышатся шаги солдат, идущих к месту казни, затем — самое страшное, самое неотвратимое — шаги в коридоре… И тут начинается! И все это слышно, слышно! Волосы дыбом… Сам он четырнадцать ночей готовился к такой минуте и — будь что будет! — собирался дать последний бой.

Но во что трудно поверить, так это в то, что в такие же жуткие ночи, в такой же смертной камере Михаил Васильевич Фрунзе, тоже ожидая часа казни, спокойненько сидел себе и занимался языками. Ну, может, и не спокойненько — спокойным там оставаться невозможно, — но факт остается фактом: человек пересиливал себя и брался за учебник. Вот это поразительно! Он, Котовский, дрался бы до последнего мгновения, но ни на что больше его не хватило бы. А Фрунзе… Гигантский человек, перед таким невольно снимешь шапку!