Читать «Механикус Ползунов» онлайн - страница 26

Машина заработала с грохотом, стуком и лязгом. Черницын отошел от регулятора и слушал рабочий шум машины, как прекрасную музыку, хотя грохот доказывал только, что механизмы сделаны неискусными мастерами и неточно пригнаны.

Но машина работала…

Горные офицеры перестали пожимать плечами и глядели на машину иными глазами. Вся сложность ее частей стала осмысленной и напоминала члены живого существа. Никто ею не управлял — раз запущенная, она жила и работала сама.

От счастья и гордости Черницыну не стоялось на месте. Он взбежал по лестничкам наверх, зачем-то поймал ключом гайку на шагающем шатуне, подвернул ее. Подбежал вниз — офицеры сторонились, офицеры давали дорогу, — открыл водопробный краник, выпустил струю пара.

Комиссия пошла к мехам. Мехи вздымались полно и ровно. Офицеры вышли из здания и отправились к ветряному ларю, в котором собирался нагнетаемый мехами воздух. Из ящика торчали двенадцать трубок — из каждой вырывалась свистящая струя. Офицеры обрадовались: это было знакомо. Стали пробовать силу дутья, ушибая пальцы об упругую воздушную струю. С париков полетела белая пудра.

— На пять печей хватит, — сказал один.

— Свободно и на десять, — возразил другой.

— А почему же не готовы печи? — спросил первый. — К летнему времени большая подмога была бы.

Ратаев стоял уничтоженный.

Комиссия вернулась к машине. Стояли внизу молча и глядели на движение штоков. Каждый думал свое.

Генерал Порошин думал: «Куриоз! Не забыть написать в Петербург Алсуфьеву. Куриоз…»

Лаксман думал: «Хотел бы я посмотреть, что будет через десять лет!»

Левзин соображал: «А ведь второй такой нам не выстроить, пожалуй. По одним чертежам не выстроишь. Да и чертежи неполные — сколько еще Иван Иваныч переделывал каждый раз. Надо припомнить…» но, недодумав, Левзин бросился поправлять огонь в топке.

Черницын стоял со слезами на глазах. Машина напомнила ему покойного изобретателя. Он угадывал в ней весь облик Ползунова. Это его сутулые плечи сгибаются вверху. А эмвол в цилиндре — его слова: «я больше всего на эмволы не надеюсь». Об эмволе Черницын думал со страхом и болью, как когда-то о больном, слабом горле учителя. И котел. «Котел — сердце машины». Машина будет работать, пока горит огонь в топке. Будет работать, не зная отдыха, не жалуясь, пока не погубит себя. Ползунов тоже работал способом огня — и сгорел на работе…

— Кончайте! — крикнул Порошин.

— Кончай! — торопливо подхватил Ратаев и подтолкнул задумавшегося Черницына.

Испытание кончилось. Машина победила.

— Покойный механикус был вашим другом? — снова спросил генерал, выходя с пастором из машинного здания.

— Да… ваше превосходительство, — и я горжусь этим!

— Куриоз! — рассеянно промолвил генерал.

— Механикус Ползунов — величайший изобретатель, — убежденно воскликнул Лаксман, — память о нем никогда не умолкнет!

Эпилог

Прошло двенадцать лет.

По 3-й линии Васильевского острова в Петербурге шел Эрик Лаксман. Он давно не пастор, — он академик и профессор химии. Он был и путешественником, несколько лет провел в Восточной Сибири. В честь Лаксмана названо в ботанике уже не мало видов растении. Им открыт какой-то необыкновенный сверчок, который тоже носит его имя. Есть и минерал «лаксманнит». Есть в Сибири целый Лаксманов пролив, а местность около Байкала названа «Лаксмана». Известен новый академик и своими промышленными открытиями: это он открыл новый способ добывания стекла, применив глауберову соль вместо дорогого поташа. А теперь он живет при ботаническом доме на Васильевском острове и работает в лаборатории. По 3-й линии он ежедневно ходит в Академию наук.