Читать «Метафизика любви» онлайн - страница 220

Но хотя во всякой любви и даже в супружеской любимый человек - это не только «ты», все же любовь к ближнему отличается от всех остальных видов любви тем, что в ней ближний намного больше является «он» в позитивном смысле слова, чем «ты». Или, выражаясь точнее, - здесь «я-ты» отношение отступает перед категорией «для него». В любви к ближнему, несмотря на то что ближний понимается и рассматривается как личность и мы обращены к нему как к личности, отношение «я-ты» отступает на задний план, так как единственно тематичным является только он. В любви к ближнему наш взгляд как бы постоянно устремлен вверх - к абсолютному «Ты» Бога. Поэтому здесь ближний в определенном отношении рассматривается исключительно как личность, т.е. подлинная глубина и значительность личностного стоит в любви к ближнему на самом первом плане.

Различие между любовью к ближнему и caritas

Эта сущность христианской любви в ее отличии от всех видов естественной любви, существующей и «у язычников», проявится ярче, если мы отделим природу этой любви - caritas - от ее видового характера как любви к ближнему. Ибо некоторые из указанных признаков христианской любви к ближнему основаны на ее видовом характере, а другие - на совершенно новом, уникальном качестве этой любви - caritas.

Любовь к Богу и любовь к ближнему

В категориальном отношении любовь к Богу и любовь к ближнему, очевидно, совершенно различны. Любовь к Богу - это чистейший ценностный ответ, ценностный ответ по преимуществу. Любовь здесь рождена и питается бесконечным величием и святостью Любимого - так, как это не наблюдается ни в какой иной любви. Здесь нет речи о свойственном любви к ближнему предвосхищении. Субстанциальная доброта всей личности, актуализация благоговейно любящего «я», окончательное вступление в царство святого добра явля ются здесь результатом ценностного ответа на существование Бога. Помимо этого, intentio benevolentiae приобретает здесь совершенно иной характер по сравнению со всеми другими видами любви, относящимися к личностным созданиям, а поэтому оно отличается и от intentio benevolentiae любви к ближнему. Оно имеет характер горения ради славы Божьей; абсолютная заинтересованность в прославлении Бога представляет здесь безусловно главную тему. На первом плане здесь стоит молитвенное принятие и абсолютное преподнесение в дар нас самих, и поэтому intentio unionis играет также и здесь центральную роль, а вместе с ним - и счастье, хотя и в качестве побочной темы.

Очевидно, все это не присутствует в любви к ближнему. Любовь здесь имеет предвосхищающий характер и не является только ответом на ценность любимого. Это тем более относится к субстанциальной доброте любящего, его вступлению в царство святого добра. Она не является результатом ценностного ответа на существование ближнего - ценностный ответ сам предполагает ее. Ценностный ответ на существование ближнего скорее является манифестацией святой доброты, возникающей из любви к Богу. Intentio benevolentiae имеет здесь типический характер, а intentio unionis отступает на задний план. Мы также можем сказать, что, в то время как intentio unionis имеет в любви к Богу классическую, высшую форму, в любви к ближнему оно приобретает другую форму. Оно больше не связано с темой счастья. Поэтому с точки зрения intentio unionis любовь к Богу категориально ближе к супружеской любви, нежели к любви к ближнему, хотя в другом отношении ее отделяет от супружеской любви целая пропасть. С точки же зрения intentio benevolentiae любовь к ближнему в категориальном отношении гораздо ближе к естественным видам любви, чем к любви к Богу, так как она также относится к тварной личности. Итак, мы видим, насколько различаются между собой любовь к Богу и любовь к ближнему с категориальной точки зрения.