Читать «Мертвый час» онлайн - страница 162

– Когда обманула Пржесмыцкую? – уточнила Сашенька.

– Да, так и было. Мы с Николя погуляли по набережным и даже поцеловались. И вот двадцать четвертого июля я совершенно случайно узнала, что у графа Волобуева в полночь назначено свидание в Петербурге. Сразу пошла на телеграф и дала Николя телеграмму.

– Откуда узнала про свидание? – перебил девушку Крутилин.

Нина сцепила губы, судя по ее мимике, отвечать на этот вопрос она не собиралась.

– Ну же, ну, – поторопил ее Иван Дмитриевич. – Снявши голову, по волосам не плачут. Если признаваться, то во всем.

Девушка смотрела в пол.

– А давай угадаю. Письмо Красовской прочла? Правильно?

И снова чуйка Крутилина не подвела. Его смелая догадка подтвердилась

– Как вы узнали? – ошарашенно спросила Нина.

– Анастасия Андреевна, дайте-ка мадемуазель ваш листок, – попросил Крутилин, Ася торопливо достала записанный ею со слов мужа текст письма Красовской. – Оно? То самое?

Нина пробежала листок глазами:

– Текст – да, но почерк другой.

Ася кинулась Нине на шею, закричав Крутилину:

– Убедились? Авик не врет. Никогда не врет.

Крутилин и сам был доволен.

– Хотелось бы узнать, мадемуазель, – обратился он к Нине, когда закончились объятия, – при каких обстоятельствах вам удалось узнать содержимое письма, которое вам не предназначалось.

Нина, потупив взор, стала рассказывать:

– В тот день, 24 июля, maman с Четыркиным куда-то ушли, я сидела дома одна, читала. Вдруг заходит Красовская и спрашивает Глеба Тимофеевича. Я предложила ей обождать, хотя знала, что мои вернутся не скоро, ведь они только что ушли. Потому что мне хотелось пообщаться с великой актрисой. Я видела Красовскую на сцене – это незабываемо, волшебно, гениально. Макрида растопила самовар, мы с Екатериной Захаровной сели пить чай. Я принялась рассказывать, что мы с отцом тоже ставили спектакли в имении.

– Любительские? – уточнила Сашенька.

– Губительские, так называла их маман. Мол, только пьесы портим. Но мы с отцом эти постановки обожали. Привлекали соседей, строили декорации, накладывали грим. Я даже наши фотографические портреты вытащила, показать себя в гриме. Но Красовская меня почти не слушала, думала о чем-то своем. Выпив чаю, попросила принести листок бумаги, перо и чернильницу. Я заодно прихватила протекучку. Абсолютно новую!

До середины XIX века в письменные наборы непременно входила песочница, потому что чернила на бумаге высыхают не сразу. Исписанный лист сворачивали или складывали лишь тогда, когда насыпанный на него речной песок впитывал излишки чернил.

Но однажды на одной английской бумажной фабрике допустили небрежность – целлюлозу забыли пропитать клеем, отчего бумага получилась слишком рыхлой и шершавой, писать на ней было нельзя, зато она превосходно впитывала чернила. Такую бумагу в России называли по-всякому: и промокательной, и промокаткой, и промокашкой, и даже протекучкой.

– Написав письмо, Екатерина Захаровна его тщательно промокнула и вложила в конверт. Заклеив, попрощалась и ушла. А я стала разглядывать протекучку и узнала, что она приглашает Андрея Петровича к себе в полночь.