Читать «Между Средиземноморьем и варварским пограничьем (Генезис и трансформация представлений о власти в королевстве франков)» онлайн - страница 65

При изучении судебных записей из меровингской Галлии исследователи допускают терминологические неточности, анализ которых дает возможность поставить вопрос о прерогативах властителя в меровингской Галлии. Среди англоязычных ученых стало обычным называть подобные судебные записи словом “placita”. Эта традиция берет начало в Высоком Средневековье, т.к. термин “placitum” стал широко применяться для обозначения заседаний королевского суда только в послекаролинскую эпоху, в X–XI вв. В XII–XIII вв. хранители монастырского архива Сен-Дени, следуя обычаям своего времени, именовали их именно так, о чем свидетельствуют пометки, находящиеся на «дорсальной» (оборотной) стороне грамот. Однако употребление данного термина может затруднить понимание процессов, происходивших в меровингской Галлии. Ведь словом “placitum” в Поздней Античности обычно назывались договоренности, которые могли не быть связаны с судебными заседаниями, а тем более с заседаниями наместнического суда или с петициями императору. С началом домината императорская канцелярия (“officium a libellis”) приобрела большое влияние в формулировании практики частного права, и может показаться неудивительным, что в Раннем Средневековье указанные традиции сохранились.

Об этом, казалось бы, свидетельствует и сравнение меровингских судебных записей с императорскими рескриптами времен поздней империи. Как и последние, меровингские судебные документы начинались с имени короля, а затем следовало приветствие (“viri inlustri”), которое напоминало об обращении императора к важнейшим лицам своей империи, характерное для этого типа документов. Ведь рескрипты, коими императоры отвечали на запросы, направленные в их адрес по поводу сложных аспектов частного права, стали одним из важнейших источников правовой практики в Поздней Античности.

Однако именно сравнение с императорским рескриптом дает возможность поставить вопрос о том, каковы были представления о прерогативах властителей в области судопроизводства. Ведь в V в. восприятия роли рескриптов и эдиктов как источника права претерпели серьезные изменения. Хотя императоры не участвовали лично в судебных заседаниях, особенно по частным искам, в ходе IV в. запросы мнения императора или его окружения знатью и влиятельными людьми приобрели характер эпидемии. В ответ на это в 398 г. и в 426 г. вышли постановления, в которых императорские рескрипты и эдикты, в большинстве своем полученные таким способом, были лишены юридического приоритета по сравнению с нормами традиционного римского права; именно их юристы изучали в школах и применяли в судах. При императоре Феодосии III — в период между 429 и 438 гг. — предприняли успешную попытку составить сборник, сведя в нем все постановления, которые могли использоваться в качестве источника права. Ученые спорят о том, являлся ли этот сборник единым законом империи. Можно утверждать — он представлял установления, и именно на них юристы ссылались в суде. Процесс создания Кодекса Феодосия позволяет понять процедуру, благодаря которой эдиктам императора был придан статус источника права. Данный Кодекс составлен юристами, издан императором, а затем утвержден сенатом сначала Восточноримской, а позже Западноримской империи в 438 г. Процедура дает возможность заключить — в поздней Римской империи прерогативы императора в области частного права были сильно ограничены, и только сложные ритуалы придавали постановлениям легитимный статус правовой нормы.