Читать «Между Азией и Европой. От Ивана III до Бориса Годунова» онлайн - страница 187

Борис Акунин

Для той жестокой эпохи Годунов отличался поразительной гуманностью. Он не любил проливать кровь и делал это лишь по крайней необходимости. Одерживая верх над политическими врагами, даже самыми непримиримыми, не отправлял их на плаху, а ограничивался ссылкой или «политической казнью» – пострижением в монахи. При этом Борис еще обладал редким для правителя даром ценить в подчиненных деловые качества, а не личную преданность – именно этим объясняется то, что он, бывало, возвращал из ссылки своих явных недоброжелателей вроде Богдана Бельского или Василия Шуйского и доверял им важные государственные дела.

Еще экзотичней выглядела заботливость Годунова о простом народе, благом которого никто из правителей раньше не интересовался. Венчаясь на царство, новый царь произнес удивительную фразу: «Бог свидетель сему, никто же убо будет в моем царстии нищ или беден!». Впоследствии он по мере сил старался выполнять эту клятву: оказывал помощь погорельцам и голодающим, трудоустраивал безработных, впервые построил в Москве богадельни для обездоленных. Ворчливый дьяк Иван Тимофеев признаёт, что Борис был «требующим даватель неоскуден, к мирови в мольбах о всяцей вещи преклонитель кротостен, во ответех всем сладок, на обидящих молящимся беспомощным и вдовицам отмститель скор».

В довершение портрета второго, «благостного» Годунова следует прибавить, что этот человек был образцом нравственности в личной жизни: верным мужем, заботливым отцом и врагом «богомерзкого винопития» (вероятно, юность, проведенная в Александровской слободе, привила Борису отвращение ко всякого рода безобразиям).

Совмещая несовместимое

Соединить вместе два столь разных образа, черный и белый, совсем не просто. Очевидно, судить следует не по тем качествам, которые приписывают Годунову, с одной стороны, его критики и, с другой, его сторонники, а по поступкам и результатам правления этого государя.

Начнем с самого непростого: с углицкого инцидента.

Тут, пожалуй, есть противоречие между неправдоподобностью версии о том, что царевич сам «покололся ножом», и очевидным неудобством политического момента, которое Годунов выбрал для убийства (если это было убийство). Возможно, прав Ключевский, предположивший, что преступление «подстроено было какой-нибудь чересчур услужливой рукой, которая хотела сделать угодное Борису, угадывая его тайные помыслы, а еще более обеспечить положение своей партии, державшейся Борисом». Истории известно множество случаев, когда чересчур ревностные или честолюбивые слуги устраняли врагов своего господина безо всякого приказа, уверенные, что их усердие и догадливость будут вознаграждены. Зная нелюбовь Годунова к кровопролитию, даже когда речь шла о лютых ненавистниках, трудно поверить, что он распорядился убить ребенка.