Читать «Мастер облаков» онлайн - страница 16

Сергей Сергеевич Катуков

Я лежал на кровати, глядя в дальний угол комнаты, в чьей темноте проступали острые плечи картин. Пытаясь согреться, выпил последний глоток коньяка и укрылся несколькими одеялами и занавесками с окна. Вечер тускло светился. Было так холодно, что, казалось, окно распахнуто. Но из глубины одеял, словно из набросанного вороха листвы, приходило тепло. Я засыпал и мне снилось, что я маленькое, тонкое насекомое, лежащее в стороне от грохочущего ливня.

Маленькое существо не сопротивлялось, не дрожало. Его не было заметно, словно оно само стало частью листвы. Но внутри него возможен был целый цветной мир, отраженный миллионами нейронов.

И, возможно, ему снился тихий сон, рассказываемый дождем. Дождь сидел на подоконнике, уперев одну ногу в грудь и свесив другую на наружнюю стену дома. Но его голос слышался не здесь, в комнате, а там — за коробкой двора, за широким брандмауэром, возвышавшимся нелепой короной; за сотнями чердачных будок и закопчено-ржавых башенок труб; за шепеляво пенившейся мостовой под водосточным водопадом; за набережной, косившей чугун ограды; за рекой, покрытой короткоиглистой шерстью ливня; за горбами гор московского старого фонда; за долами покинутых шоссе; за лесами и паутинами уже неразличимо каких антенн и проводов:

Под окном рассказывает дождь. Пришлый дождь чужой пыльцой копытит На обочине озябших листьев дрожь, Слепит сад и сам во сне не видит. Дождь в потухшем зреньи муравья Отражается и наливается почайно. Половодье перелижет за края Отпечатанных следов, как букв случайных. Лист, медовой краской позлачен, Свернутый в ладью ладонью тлена, Тронет и подхватит сон, То плывя, то нет — попеременно. Теплый дождь в сентябрьских краях, Пришлый из чужого. В каплях-жменях, В янтаре как, убаюкан прах, Мелочи, детали — без сложенья. Дождь, наполненный музейной чепухой, Переносчик памяти мельчайшей: Горный сор, пушинка, нитяной Паутинки ус из тихой чащи, Усик тли, члененье паучка, Сыпь с обветренной ракушки, заусенец Ржавчины, и бахрома клочка, Зачарованный узор погибших телец; А потом — почти ничто, померкший бред, Атомарный сон полураспада: Полутень, движенье, цвет — как след На изнанке дремлющего взгляда. Лист, всплывая, тащится в ручей, На себе неся хитин и влагу. Спит под цокот капель муравей. Дождь вольется в сон, слова — в бумагу.

Лабиринт двойников. Повесть

1. Дядя Вова

Я — клоун. Это правда.

С самого детства у меня только и получалось, что ерничать, корчить рожицы и кривляться. Родители относились к моим чудачествам добродушно, снисходительно предполагая, что эта детская непоседливость — отражение острого ума — со временем пройдет. Так же, как подобный тип чистого, не замутненного занудством восприятия проходит у большинства людей.