Читать «Майя Кристалинская. И все сбылось и не сбылось» онлайн - страница 73
Анисим Абрамович Гиммерверт
Концертная часть не менее скучно плывет в русле доклада, но только в самом начале, пока не задул свежий ветер искусства в паруса концерта.
На сцене читает стихи «на тему момента» явно преуспевший в этом деле студент в строгом костюме и при галстуке. Стихи — серьезные, и вид у чтеца — тоже серьезный.
(Накануне Майя с Валей — они были в числе организаторов вечера — решили раздобыть «свеженькие» стихи и позвонили, по своему усмотрению, поэту Льву Ошанину. Поэт был явно польщен звонком, пригласил студенток к себе, угостил их дорогими конфетами и новыми стихами, еще нигде не напечатанными. Валя их тут же переписала на листок — запачканный кляксами, когда-то синенький, он и теперь хранится в ее архиве, — и гостьи ушли, окрыленные: подумать только, настоящий поэт принимал их у себя дома!
И конечно, никто не мог предполагать, что следующая встреча Кристалинской и Ошанина состоится спустя десять с лишним лет, когда Майя будет уже известной певицей, а Ошанин приумножит свою известность благодаря песне. И последний концерт в жизни Майи тоже будет связан с его именем.
В общем, в этих подписях была и «жажда жизни», и «гнев народный» к продажным капиталистам и к тем, кто «по двум океанам гонит бомбовозы», и «голос сердца» героев, поднимающихся к коммунизму по ступенькам великих строек, и, конечно, «верность Родине величавой»,
Слушая стихи, наиболее эрудированные студенты в зале вспоминали бессмертные слова великого пролетарского вождя: «Не знаю, как насчет поэзии, но насчет политики — правильно».
А вот далее, когда поэт под аплодисменты воодушевленно-скучного зала удалился, на сцену вышло искусство. Свое собственное, самодеятельное, студенческое. Выпорхнула бабочкой худенькая первокурсница в красном платье — момент обязывал соблюдать скромность и в то же время политическую зрелость в туалете. Зазвучал рояль, немного расстроенный, но вполне приличный для того, чтобы услышать «Весенние воды» Рахманинова.
Программа концерта теперь покатилась повеселее. Ведущий с копной каштановых волос (конферансье его назвать было нельзя, в век Смирнова-Сокольского, Гаркави и Алексеева это была особая профессия, ею могли в совершенстве овладеть только остроумные и находчивые люди, умеющие выйти не только с заранее заготовленной шуткой или репризой, но и выстрелить экспромтом) объявил следующий номер, и на сцене появился с коротенькой флейтой-пикколо молодой человек в расшитой рубашке, по случаю исполнения народной музыки подпоясанной ремешком, — то ли украинской была рубашка, то ли молдавской. Но когда артист заиграл, сомнений не оставалось: рубашка — молдавская, флейта закрутила молдовеняску, карусель двинулась вперед, убыстряя бег, а когда сил уже не было и она, устало пожаловавшись залу, затихла, из горлышка флейты выпорхнул «жаворонок», и после каскада звуков — это был его жавороночий смех — улетел восвояси.