Читать «Майя Кристалинская. И все сбылось и не сбылось» онлайн - страница 105

Что-то общее есть в этих двух песнях. Автором «Мне бесконечно жаль» был Александр Цфасман, виртуоз-пианист, композитор, крупнейший наш джазмен (слово «советский» употреблять не хочется, уж слишком явно джаз в СССР выступал в роли вечно гонимого странника). В этих двух песнях джазовое сопровождение играет не последнюю роль, да и стилистика текстов очень близка.

Воздадим должное стилягам. И помянем их сегодня добрым словом.

Вот приблизительно о чем мы говорили с Юрием Николаевичем Безелянским, моим старым другом и коллегой-болельщиком, сидя на пустой трибуне стадиона «Динамо» под занавес дня, который заканчивался футбольным матчем. Уходить не хотелось.

Увлеченные разговором, мы и не заметили, как «посинела». наша южная трибуна — это нагрянули тинейджеры в синих шапочках, обмотанные синими шарфами с эмблемой нашего любимого клуба. И грянул «скандеж» — юнцы довольно мощно и согласованно заорали что-то, ритмично захлопав в ладоши. Это были динамовские фаны, которые приходят на все игры облюбованной команды и готовы устроить драку не без кровопролития с фанами в кашне других цветов. Неприятные соседи, что и говорить. Лучше сесть подальше. Говорят, динамовские фаны повоспитаннее спартаковских, но все равно — зачем лезть в клетку к тигру, даже дрессированному?

Жестокий век с самого его начала, жестокий и в самом конце. Родилось поколение, которое может устроить драку, плясать на крыше автомобиля от счастья при победе своей команды, поджигать лавки и крушить витрины в знак глубокого горя от ее поражения. В Англии, Голландии, Аргентине… К ним приближается и Россия.

Когда мы поднялись и ушли, я подумал о стилягах. И их дуды показались мне самыми шикарными на свете…

Глава седьмая

«Первый шаг»

1

Как же так случилось, что Майя Кристалинская, бывая в пятьдесят четвертом в ЦДРИ (правда, похоже, не так уж часто, репетиции хора Елизаветы Алексеевны Лобачевой шли не на Пушечной, а в музыкальной школе на Кропоткинской, где ЦДРИ арендовал зал для репетиций своего хора в сто пятьдесят певческих душ), могла пройти мимо такого значительнейшего события в жизни почти тысячи молодых москвичей, истово любящих искусство и не на словах, а на деле умеющих петь, танцевать, читать стихи, сочинять и исполнять куплеты, разыгрывать смешные сценки и еще всякое такое, что называется одним восхитительным и волнующим миллионы словом — «эстрада»? Как могла? Неужели она не видела афиш на московских улицах и вывешенных при входе в ЦДРИ, где напечатано было, что он, Центральный Дом работников искусств СССР, открывает эстрадную студию, благодаря чему становится не просто Домом, а настоящей кузницей — кузницей кадров для всеобщей любимицы советского народа — эстрады. И что отныне в дом на Пушечной будут приходить не только народные и заслуженные артисты — чтобы поужинать после спектакля или концерта в благоухающем на весь дом ресторане, выпить рюмочку коньяку или чашечку кофе в буфете, обмениваясь при этом с соседями по столу последними сплетнями и новостями всегда бурлящей театрально-концертной жизни столицы. Теперь здесь появятся молодые люди со студенческими билетами самых разных институтов Москвы, с заводскими пропусками в кармане, а музыканты, которые придут, будут тоже не «профи» в большинстве своем, а если и «профи» — то будущие.