Читать «Майский цветок» онлайн - страница 11

Порою, перевертывая страницу, Мартинесъ поднималъ голову, встрѣчалъ устремленные на него большіе черные глаза Тоны, краснѣлъ и опять принимался за чтеніе.

Трактирщица упрекала себя за эти долгія созерцанія. Что могли они значить? Разумѣется, когда живъ былъ ея Паскуало, ей случалось глядѣть на него внимательно, чтобы разсмотрѣть его лицо. Но теперь какая ей надобность таращить глаза на Мартинеса цѣлыми часами, словно дура, не отрываясь отъ этого неприличнаго глазѣнія? Что скажутъ люди, когда узнаютъ?.. Очевидно, что-то привязываетъ ее къ этому человѣку. А почемуже бы и нѣтъ? Онъ такъ красивъ, такъ воспитанъ! Такъ хорошо говоритъ!.. Однако, все же это – одни пустяки. Ей уже подъ сорокъ; точно лѣтъ своихъ она не помнитъ, но, пожалуй, идетъ тридцать седьмой; а Мартинесу не болѣе двадцати шести… А впрочемъ, чортъ возьми! Несмотря на свои лѣта, она еще недурна; она думаетъ, что хорошо сохранилась, да и разбойники-матросы, такъ надоѣвшіе ей своими приставаніями, оказываются того же мнѣнія. И мысли эти, пожалуй, не такъ уже нелѣпы: добрые люди успѣли придумать кое-что въ такомъ родѣ, и товарищи Мартинеса, равно какъ и береговыя рыбныя торговки, выражали свои коварныя предположенія черезъ-чуръ удобопонятными намеками.

Наконецъ, случилось то, чего всѣ ждали. Синья Тона, чтобы заглушить свои сомнѣнія, приводила себѣ въ видѣ довода, что ея дѣтямъ необходимъ отецъ и что ей не найти лучшаго, чѣмъ Мартинесъ. И стойкая женщина, кормившая рыбаковъ пощечинами при малѣйшей попыткѣ, сдалась добровольно, или, върнѣе, ей пришлось побороть трусость этого робкаго парня. Она взяла на себя иниціативу, а Мартинесъ уступилъ съ покорностью человѣка высшаго порядка, который, сосредоточиваясь мыслями въ высшихъ сферахъ, позволяетъ въ земныхъ дѣлахъ вертѣть собой, какъ автоматомъ.

Событіе пріобрѣло публичность; и сама синья Тона не досадовала на это: напротивъ, пусть всѣ знаютъ, что въ ея домѣ есть хозяинъ; оно даже было ей пріятно. Отлучаясь въ Кабаньяль по дѣламъ, она оставляла трактиръ на Мартинеса, который, какъ и прежде, усаживался подъ навѣсомъ и, съ ружьемъ между колѣнъ, смотрѣлъ на море.

Сами дѣти казались увѣдомленными о новомъ порядкѣ вещей. Когда Ректоръ бывалъ на берегу, онъ искоса глядѣлъ на мать съ тревожнымъ удивленіемъ, а передъ бѣлокурымъ стражникомъ, котораго всегда заставалъ въ кабачкѣ, конфузился и робѣлъ. Антоній же лукавою улыбкою давалъ понять, что происшествіе служило темой для насмѣшливыхъ комментаріевъ на сборищахъ береговыхъ озорниковъ; вмѣсто того, чтобы попрежнему пугаться нравоученій стражника, онъ отвѣчалъ ему гримасами и убѣгалъ въ припрыжку, всячески кривляясь для выраженія своего презрѣнія.

Въ это время, Тона пережила медовый мѣсяцъ въ пору своей полной жизненной зрѣлости. Теперь супружество ея съ Паскуало вспоминалось ей, какъ однообразное рабство. Она любила стражника съ восторгомъ, съ тою кипучею страстью, какую испытываютъ женщины уже на склонѣ лѣтъ. Ослѣпленная своею любовью, она выставляла ее на показъ, не огорчаясь ропотомъ сосѣдей. «Въ чемъ дѣло? Пусть говорятъ, что хотятъ. Другія дѣлаютъ еще хуже; а если болтаютъ, то только изъ зависти, потому что ей посчастливилось заполучить красиваго молодца».