Читать «Мадам де Помпадур (Madame de Pompadour)» онлайн - страница 77

Лишь человек, испытавший на себе то, что мы называем «плохая пресса», понимает по-настоящему, какой это неиссякаемый источник почти ежедневного мучения для своей жертвы. Но в наши дни жертва по крайней мере может дать отпор, написав в «Таймс» письмо, исполненное достоинства, или подав менее благородный иск о диффамации. Но с плохой прессой XVIII века бороться было невозможно, потому что она принимала форму глумливых стишков и эпиграмм, переходивших из уст в уста,' листовок, памфлетов, афишек — и все это без подписи. В адрес мадам де Помпадур были нацелены сотни этих произведений, именовавшихся «пуассонадами». Они скучны, скабрезны и непереводимы, так как почти все построены на игре слов вокруг ее девичьей фамилии. Большинство пуассонад рождалось при дворе — придворным не хватало ума сообразить, что критикуя таким образом своего государя, они предают посрамлению свой собственный образ жизни. Господин Беррье, начальник полиции, преданный друг мадам де Помпадур, проходил однажды через парадные залы Версаля, когда его грубо остановила кучка придворных с вопросом, почему же он никак не может выследить пасквилянтов. «Вам следовало бы знать Париж получше», — заметили ему. Он проницательно взглянул на них и сказал, что Париж ему известен как свои пять пальцев, а вот в Версале он разбирается хуже. Парижане подхватывали новые пуассонады, дополняли их, с восторгом передавали дальше. Не щадили и короля, и имена любовников служили предметом самых злонамеренных толков. Что бы они ни сделали — все казалось плохо. Если устраивали приемы — значит, транжирили деньги, если не устраивали, то по ее вине: значит, фаворитка не хочет, чтобы король видел других женщин. Когда они построили замок Бельвю, то половина публики поносила их за то, что уж очень они роскошествуют, а другая половина за то, что построили такую жалкую конуру, меньше, чем у какого-нибудь откупщика. Каждый налогоплательщик считал, что дома маркизы, мебель, произведения искусства оплачиваются из его собственного кармана, да она к тому же питала пристрастие к недолговечным хрупким мелким безделицам. Вместо того, чтобы возводить солидные монументальные строения, как при Людовике XIV, королевские денежки выбрасывали на игрушки вроде деревянных павильончиков в лесу, отделанных и обставленных с восхитительным изяществом, окруженных обширными рощами экзотических деревьев и вольерами с тропическими птицами. Туда приезжали один-два раза, а потом их сносили за ненадобностью и уже через год не найти было и следа. Де Круа рассказывает, как вместе с королем побывал в Трианоне и как король ему показывал оранжереи, редкие растения, курочек (Людовик особенно увлекался их разведением), прелестный павильон, цветники и огород — все было устроено просто очаровательно. Де Круа восхищался, но при этом все-таки сожалел, что мадам де Помпадур привила королю «несчастную склонность к дорогостоящим мелочам, которые долго не проживут». Эту точку зрения разделяло все общество. А мадам де Помпадур просто владела искусством, которым большинство рода человеческого совершенно пренебрегает как делом невыгодным и эфемерным: искусством жить.