Читать «Мадам де Помпадур (Madame de Pompadour)» онлайн - страница 141

Второй разговор оказался гораздо короче. Они сразу перешли к делу, и господин де Меньер рассказал маркизе, как Генрих IV, подобно Людовику XV, пытался сократить парламент до единственной палаты и как канцлер Сегье объяснил королю, что это противоречит закону, и тот уступил. Теперь же он, Меньер, нашел решение. Маркиза спросила:

—      Оно у вас изложено на бумаге?

—      Я отдал его господину де Берни.

—      Это все равно, что мне. Дайте же мне возможность принести вам пользу. Я желаю этого всем сердцем. — Встала, поклонилась и вышла.

Следующие месяцы маркиза с Берни трудились над примирением короля и парламента, которое состоялось в сентябре, и мятежные суды возобновили свою работу. Дамьена судили шестьдесят судей — принцы крови, двадцать пэров Франции, члены верхней палаты парламента. Он был уроженцем Артуа, владел там небольшим имуществом и работал старшим слугой — нечто среднее между дворецким и секретарем — в домах буржуа. Его хозяева вечно ворчали по поводу состояния дел в государстве, а он принял их слова слишком всерьез, вообразил, что отечество в опасности, и надумал привлечь внимание к этой опасности, ранив короля. Он утверждал, что и в мыслях не имел убивать его. Преступник явно стремился прославиться, постоянно повторял, что о нем все заговорят, и казалось, с нетерпением ждал страшного конца, ему несомненно уготованного.

Дамьена признали виновным в попытке убийства своего государя и предали мучительной казни на Ратушной площади. По словам герцога де Люиня, описание его последнего часа не доставит удоволь-ствия. Тысячи парижан и немало придворных собрались понаблюдать за его мучениями, любители пыток приехали даже из Англии посмотреть на это зрелище. Но люди наиболее просвещенные были шокированы — не столько самой идеей наказания, сколько тем, что оно могло послужить развлечением. Дюфор де Шеверни говорит, что они с женой и несколькими друзьями не были охотниками до подобных зрелищ, а потому отправились на прогулку в Со на весь день. Все вокруг говорили только о казни, вызывая у них отвращение. Они прекрасно знали, что все их слуги ходили смотреть, и объявили, что не желают слышать никаких подробностей. Король, узнав, что некая дама была возле ратуши, закрыл руками глаза и проговорил: «Фу! Что за гадость!» Он никогда не произносил имени Дамьена и называл его «этот господин, который хотел меня убить». Кажется довольно странным, что такой гуманный человек, как Людовик XV, который сразу сказал: «Арестуйте его, но не причиняйте вреда», а потом, лежа, как ему казалось, на смертном одре, простил преступника, все же позволил так страшно мучать его. Однако правосудие находилось в руках парламента, и король, возможно, просто считал, что обязан подчиниться его решению. Дамьен понес такое же наказание, как Равальяк, убийца Генриха IV. Как ни парадоксально это покажется, в те времена человеческая жизнь ценилась высоко. Тяжкие преступления случались редко и потрясали общество. Происходило удивительно мало убийств, а массовые убийства в Европе были делом неслыханным. Когда прусские солдаты сильно толкнули жену некоего курфюрста, это сочли немецким зверством. Поэтому покушение на короля сильнее потрясло современников, чем подобные случаи волнуют общество в наши дни. Де Люинь получил письмо, в котором говорилось: «Неужели век убийств возвращается на эту землю?»