Читать «Мадам де Помпадур» онлайн - страница 143

Если в XIX веке французы не могли простить Людовику XV потерю колоний, то современники этих событий едва ли сознавали, что происходит. Общественное мнение стояло против всякой колонизации. Философы, на два столетия опередив свое время, смотрели на дело в точности, как мы теперь, и большинство их соотечественников были с ними полностью согласны.

—      А как же благородный дикарь? — восклицал Жан-Жак Руссо. — Неужели он не имеет никаких прав?

—      Империя подобна дереву, — учил Монтескье, — и если ветви слишком разрастаются, они отнимают жизненные силы у ствола. Люди должны жить там, где родились, переселенные же в другой климат, они будут болеть.

Вольтер осуждал страшные преступления, творимые европейцами в Америке, и говорил:

—      Франция может быть счастлива и без Квебека.

В Энциклопедии всего двенадцать строчек отвели Канаде, этой «стране, населенной медведями, бобрами и варварами, которая восемь месяцев в году покрыта снегом».

Когда из-под пера столь уважаемых авторов изливался такой поток пропаганды, грамотные слои населения Франции, вполне естественно, не испытывали желания тратить большие деньги и проливать кровь соотечественников ради сохранения территорий, которые горстка предприимчивых французов захватила в дальних краях со страшно жарким или страшно холодным климатом. И уж если во французской провинции царили скука и старомодность, то каковы же должны быть колонии! Поэтому, хотя несчастных Монкальма и Дюплекса и не совсем бросили на произвол судьбы, то и помогали им явно недостаточно, так что каких бы чудес они ни совершали, все равно были обречены на поражение.

Невзирая на все дипломатические и политические кризисы последних лет, жизнь при дворе шла, как всегда, своим чередом. Если австрийский посол и мог чем-то заинтересовать французов, то лишь курьезной манерой пудрить парик — слуги махали веерами, чтобы пудра оседала на волосах равномерно.

Парламентарии, важные и напыщенные, проходили в зал заседаний королевского совета и обратно, как будто их мантии делали своих хозяев невидимками — придворные никогда не говорили о них и, похоже, вовсе не замечали. Однако разразившаяся война произвела известное впечатление в Версале. Как и в начале всех войн, началась страшная очередь желающих попасть в армию, и в приемной маршала де Бель-Иля толпились молодые люди, ищущие чинов. «Не спешите, мальчик мой, война не завтра кончится». И, как в начале всех войн, дамы сделались ее сторонницами или противницами в зависимости от того, могли ли их мужья и любовники участвовать в войне, и от того, чего им больше хотелось — чтобы возлюбленный остался цел или чтобы он прославился. Не было стыда для придворного, если он предпочитал сидеть дома и сочинять забавные песенки о поражениях французской армии. «Нельзя не ценить наших поражений, они дают пищу для таких славных шуток».

При дворе вообще очень ценили все, что могло насмешить. Лиссабонское землетрясение, «привело в замешательство физиков и посрамило богословов». Оно лишило Вольтера его оптимизма. В гигантских волнах, затопивших город, в разверзшихся под ним трещинах, в вулканическом пламени, много дней бушевавшем в окрестностях города, погибло около пятидесяти тысяч человек. Но для царедворцев Людовика XV землетрясение оказалось колоссальной шуткой. Зять мадам де Помадур, господин де Баши, служил в то время послом в Португалии. Он видел, как испанского посла убило государственным гербом Испании, сорвавшимся с портика посольства. Баши бросился в здание, вынес оттуда маленького сына своего погибшего коллеги и вывез его из города вместе со своей семьей. Но вернувшись в Версаль, он целую неделю заставлял двор покатываться от хохота своими рассказами. «Вы слышали, как Баши рассказывает про землетрясение?»