Читать «М. Горький. Собрание сочинений в 18 томах. Том 4» онлайн - страница 128
Максим Горький
Павел помолчал и ответил:
— Начнутся прогулки парочками, поюм некоторые поженятся, вот и все!
Мать задумалась. Монашеская суровость Павла смущала ее. Она видела, что его советов слушаются даже те товарищи, которые — как хохол — старше его годами, но ей казалось, что все боятся его и никто не любит за эту сухость.
Как-то раз, когда она легла спать, а сын и хохол еще читали, она подслушала сквозь тонкую переборку их тихий разговор.
— Нравится мне Наташа, знаешь? — вдруг тихо воскликнул хохол.
— Знаю! — не сразу ответил Павел.
Было слышно, как хохол медленно встал и начал ходить. По полу шаркали его босые ноги. И раздался тихий, заунывный свист. Потом снова загудел его голос:
— А замечает она это?
Павел молчал.
— Как ты думаешь? — понизив голос, спросил хохол.
— Замечает! — ответил Павел.— Поэтому и отказалась заниматься у нас...
Хохол тяжело возил ноги по полу, и снова в комнате дрожал его тихий свист. Потом он спросил:
— А если я скажу ей...
— Что?
— Что вот я...— тихо начал хохол.
— Зачем? — прервал его Павел.
Мать услышала, что хохол остановился, и почувствовала, что он усмехается.
— Да я, видишь, полагаю, что если любишь девушку, то надо же ей сказать об этом, иначе не б>дет никакого толка!
Павел громко захлопнул книгу. Был слышен его вопрос:
— А какого толка ты ждешь?
Оба долго молчали.
— Ну? — спросил хохол.
— Надо, Андрей, ясно представлять себе, чего хочешь,— заговорил Павел медленно.— Положим, и она тебя любит,— я этого не думаю,— но положим, так! И вы — поженитесь. Интересный брак — интеллигентка и рабочий! Родятся дети, работать тебе надо будет одному... и — много. Жизнь ваша станет жизнью из-за куска хлеба, для детей, для квартиры; для дела — вас больше нет. Обоих нет!
Стало тихо. Потом Павел заговорил как будто мягче:
— Ты лучше брось все это, Андрей. И не смущай ее...
Тихо. Отчетливо стучит маятник часов, мерно отсекая секунды.
Хохол сказал:
— Половина сердца — любит, половина ненавидит, разве ж это сердце, а?
Зашелестели страницы книги — должно быть, Павел снова начал читать. Мать лежала, закрыв глаза, и боялась пошевелиться. Ей было до слез жаль хохла, но еще более сына. Она думала о нем:
«Милый ты мой...»
Вдруг хохол спросил:
— Так — молчать?
— Это — честнее,— тихо сказал Павел.
— По этой дороге и пойдем! — сказал хохол. И через несколько секунд продолжал грустно и тихо: — Трудно т~бе будет, Паша, когда ты сам вот гак...
— Мне уже трудно...
О стены дома шаркал ветер. Четко считал уходящее время маятник часов.
— Над этим — не посмеешься! —медленно проговорил хохол. Мать ткнулась лицом в подушку и беззвучно заплакала.
Наутро Андрей показался матери ниже ростом и еще милее. А сын, как всегда, худ, прям и молчалив. Раньше мать называла хохла Андрей Онисимович, а сегодня, не замечая, сказала ему:
— Вам, Андрюша, сапоги-то починить надо бы,— так вы ноги простудите!
— А я в получку новые куплю! — ответил он, засмеялся и вдруг, положив ей на плечо свою длинную руку, спросил: — А может, вы и есть родная моя мать? Только вам не хочется в том признаться людям, как я очень некрасивый, а?