Читать «М. Горький. Собрание сочинений в 18 томах. Том 4» онлайн - страница 108
Максим Горький
— Еще!..
И вдруг по улице пробежал внезапный трепет оживления.
— Где, где?
— На острове... На Васильевском...
— Вы слышите?
— Да неужели?
— Честное слово! Оружейный магазин захватили...
— Ого?
— Спилили телеграфные столбы, построили баррикаду...
— Н-да-а... вот как?
— Много их?
— Много!
— Эх,— хоть отплатили бы за кровь невинную!..
— Идем туда!
— Иван Иванович, идемте, а?
— Н-да-а... это, знаете...
Над толпой выросла фигура человека, и в сумраке звучно загудел призыв:
— Кто хочет драться за свободу? За народ, за право человека на жизнь, на труд? Кто хочет умереть в бою за будущее — иди на помощь!
Одни шли к нему, и среди улицы образовалось плотное ядро густо сомкнутых тел, другие спешно отходили куда-то прочь.
— Вы видите, как раздражен народ.
— Вполне законно, вполне!
— Безумства будут... ай-ай-ай!
Люди таяли в сумраке вечера, расходились по домам и несли с собой незнакомую им тревогу, пугающее ощущение одиночества, полупроснувшееся сознание драмы своей жизни, бесправной, бессмысленной жизни рабов... И готовность немедленно приспособиться ко всему, что будет выгодно, удобно...
Становилось страшно. Тьма разрывала связь между людьми,— слабую связь внешнего интереса. И каждый, кто не имел огня в груди, спешил скорее в свой привычный угол.
Темнело. Но огни не загорались...
— Драгуны! — крикнул хриплый голос.
Из-за угла вдруг вывернулся небольшой конный отряд, несколько секунд лошади нерешительно топтались на месте и вдруг помчались на людей. Солдаты странно завыли, заревели, и было в этом звуке что-то нечеловеческое, темное, слепое, непонятно близкое тоскливому отчаянию. Во тьме и люди и лошади стали мельче и черней. Шашки блестели тускло, криков было меньше, и больше слышалось ударов.
— Бей их чем попало, товарищи! Кровь за кровь,— бей!
— Беги!..
— Не смей, солдат! Я тебе не мужик!
— Товарищи, камнями!
Опрокидывая маленькие темные фигуры, лошади прыгали, ржали, храпели, звенела сталь, раздавалась команда:
— От-дел ение...
Пела труба, торопливо и нервно. Бежали люди, толкая друг друга, падая. Улица пустела, а посреди нее на земле явились темные бугры, и где-то в глубине, за поворотом, раздавался тяжелый, быстрый топот лошадей...
— Вы ранены, товарищ?
— Отсекли ухо... кажется...
— Что сделаешь с голыми руками!..
В пустой улице гулко отдалось эхо выстрелов.
— Не устали еще,— дьяволы!
Молчание. Торопливые шаги. Так странно, что мало звуков и нет движения в этой улице. Отовсюду несется глухой, влажный гул,— точно море влилось в город.
Где-то близко тихий стон колеблется во тьме-.. Кто-то бежит и дышит тяжко, прерывисто.
Тревожный вопрос:
— Что, ранен?.. Яков?
— Постой, ничего! — отвечает хриплый голос.
Из-за угла, где скрылись драгуны, снова является толпа и густо, черно течет во всю ширину улицы. Некто, идущий впереди и неотделимый от толпы во тьме, говорит:
— Сегодня с нас взяли кровью обязательство — отныне мы должны быть гражданами.
Нервно всхлипнув, его перебил другой голос:
— Да,— показали себя отцы наши!
И кто-то, угрожая, произнес:
— Мы не забудем этот день!
Шли быстро, плотной кучей, говорили многие сразу, голоса хаотично сливались в угрюмый, темный гул. Порою кто-нибудь, возвысив голос до крика, заглушал на минуту всех.