Читать «М. Волошин. «Елеазар», рассказ Леонида Андреева» онлайн - страница 2

Мягок и нежно-чарующ был взгляд Елеазара. Не ужас, а тихий покой обещал он. Все крепче становились нежные объятия его, чьи-то тупые когти коснулись сердца и вяло погрузились в него. Остановилось время, и страшно сблизилось начало каждой вещи с концом ее. Как призрачные великаны, быстро падали и исчезали в пустоте города, государства и страны, и равнодушно глотала их, не насыщаясь, черная утроба Бесконечности.

Но Август, в котором была сосредоточена вся сила великого Рима, овладел собой и поборол смерть. Но казнить Елеазара он не решился.

Он приказал выжечь ему глаза каленым железом и отвести его обратно в пустыню. Проклятое знание Елеазара было загнано теперь в самую глубину его черепа.

Тучный и слабый, натыкался он на камни пустыни, тяжело подымался и снова шел. И на красном пологе зари его черное туловище и распростертые руки давали чудовищное подобие креста.

Таково в очень кратких словах и в самых существенных деталях своих содержание нового рассказа Леонида Андреева, напечатанного в «Золотом руне».

Если не ошибаюсь – воскрешенный Лазарь как символ безнадежности загробного познания был впервые создан в европейской литературе Дьерксом, нынешним французским «prince de poetes» [королем поэтов – франц.] унаследовавшим после смерти Маллармэ престол Виктора Гюго, Леконта де Лиля и Верлэна.

Этот уединенный и замкнутый поэт известен большой публике исключительно как автор поэмы «Lazare», которая на русском языке была переведена Евгением Дегеном в его статье «Два парнасца», напечатанной в «Мире божьем».

Рассказ Леонида Андреева представляет развитие поэмы Дьеркса.

Вот некоторые из строф этой поэмы, которые хочется сопоставить с «Елеазаром».

И Лазарь пробудился на голос Иисуса.Бледный, единым усилием приподнялся он во мракеИ вышел, путаясь в своих могильных повязках,И пошел, глядя прямо перед собой – угрюмый и одинокийУгрюмый и одинокий ходил он с тех пор по городу,Как бы ища нечто, чего не мог найти,Подобно слепому, натыкаясь на каждом шагуНа тщетные явления жизни и на рабскую суету.Его лоб светился бледностью трупа.Глаза не вспыхивали беглым пламенем. Его зрачки,Зревшие сияние вечного света,Казалось, не могли смотреть на этот мир.И шел он, слабый, как ребенок, зловещий,Как безумец. Толпа издали расступалась пред ним.Никто не решался заговорить с ним, и бродил он по воле случаяПохожий на человека, задыхающегося в ядовитом воздухе;Не понимая больше ничего на житейской суетеЗемли. Погруженный в свою несказанную грезу,Сам ужаснувшись своей страшной тайны,Он уходил и приходил, храня безмолвие.Иногда он содрогался, как бы охваченный лихорадкой,И, желая говорить, простирал руку.Но перст невидимый замыкал на устах егоНеведомое слово последнего «Завтра!»И дети, и взрослые, и старики – все в ВифанииБоялись этого человека. Он проходил, одинокий и угрюмый,И застывала кровь в жилах самых храбрыхПеред смутным ужасом, парившим в глубине его глаз.А! Кто сможет поведать нам человеческое страдание твое?Ты, вышедший из могилы, откуда никто не выходит!..…Мог ли ты причаститься снова забот этого мира,Ты, постигший истины, запрещенные смертным!О, сколько раз в тот час, когда тень наполняет небосвод,Вдали от живых, чернея на золотом фоне небаСвоей громадной фигурой с распростертыми руками,Ты призывал по имени Ангела, миновавшего тебя.