Читать «ЛЯДЬ» онлайн - страница 15

Исаак Ландауэр

– Говно вопрос, полковник.

Мужчина если настоящий, то во всём: от воспитания, через повадки в койке и до физиологии включительно. Чаще, однако, случается, что мужчина пахнет как моча обездоленного старика, так увесисто безнадёжно его существование. Впрочем, и без таких тоже никак, ибо порой является отчаянное желание дарить и одаривать, жертвуя красоту на поругание вялому рефлексивному естеству бесхарактерного ничтожества. Чем не подвиг – в своём роде, конечно. Они очень ранимые, эти многие, но притом и очень терпеливые, раз жизнь приучила их гнуть спину по велению алкаемого кнута. Им посредственная с виду роль в радость, ведь в прозябании скрыт извечный соблазн стабильности. Трудно быть до конца уверенным в неизбежности богатства и силы, зато нищету уж точно никто не отнимет, на слабость редко кто посягнет.

Денег, по большей части, у них не бывает. Впрочем, оно и не требуется, ведь тем приятнее заработанное гнусным трудом смирение, коли работа сделана бесплатно. Регулярные инъекции восторженного убожества дарили ей умиротворение, иначе в череде удовольствий легко можно было помешаться. Извращённое до повинности наслаждение являлось тем якорем, что связывал с грешной действительностью – если понимать грех как неумение жить хотя бы только в своё удовольствие. В паскудстве ведь тоже есть своя радость, и время от времени приобщиться к ней очень даже уместно, особенно если мир вокруг упорно отказывается вращаться вокруг чего-либо, кроме тебя. Есть у происходящего такое свойство – вечно искать достойную основу, на которую удобно нанизывать пласты бесформенного до тех пор повествования. Вроде тех чёрных дыр, что всё забирают и ничего не отдают в ответ, притом являясь первейшей необходимостью для целой галактики, усердно формирующей новое топливо и находящей в том смысл жизни.

«Чёртов образовательный канал, что только за ересь в голову не лезет», – выругалась, как всегда, притворно, ибо нет большего афродизиака для женщины, чем вежество. Дарующее уверенность, идеальную степень нахальства и то бесподобно едкое, легко балансирующее на грани оскорбления чувство юмора. Потому как сила мужчины есть, прежде всего, изящество. Не зря французская знать навсегда ушедшего века и по дороге на гильотину заботилась в первую очередь об этом. Уж два с лишним века нет оных в помине, а снедаемые тщеславием бастарды всё ещё извлекают из всего-то лишь жалкой памяти о наследстве порядочные дивиденды. Оно и с душком-то вполне себе ничего, а уж если отдаёт искренностью… То устоять, пожалуй, сможет лишь затверделая в годах фригидность.

Явление, к слову, куда как массовое. Сделавшись для женщины предметом торга, секс закономерно перестал быть источником вдохновения к действию или на крайний случай – просто мотивацией. Упоение исчезло, растворившись в жеманстве. «И всё к чёртовой матери засохло», – поставив увесистую точку и отогнав грустные мысли, она перешла к воспоминаниям куда более приятным. Безусловно, ничего не стоило набрать означенный номер и впитать волнующие впечатления воочию… «В натуре. Дабы окончательно извратить, – чуть напрягшись, произнесла последнее слово с пятью «в», – означенную – повторно – мысль». Но память куда избирательнее действительности, ничто и никто не умеет лучшее неё… «Emphasize… Подчеркнуть. Выделить… Чёрта с два передашь такое на русском». Нужный момент, эмоцию, жест – тут же сведя на нет убогие погрешности. Никакие миллиарды не в состоянии подарить идеальное переживание, в то время как процеженные сквозь указанный фильтр они и поблёкшие за давностью случившегося с каждым годом лишь предстают всё в новом великолепии.