Читать «Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 1. Комиссарша» онлайн - страница 29

Вопросы следовали один за другим. Чем занимались, что означают не сожжённые мною письма, почему я числюсь по ведомству иностранных дел, кто руководил нами, почему мы располагались в Зимнем дворце? На все вопросы следовал ответ – не знаю. Я в эти вопросы не вникал. В нашей работе вообще не положено влезать в то, что поручено не тебе. Излишнее любопытство не только не приветствовалось, но и пресекалось.

Не получив ничего нового, Дзержинский велел отправить меня снова в тюрьму. Я сидел почему-то в одиночке. Мер физического воздействия ко мне не применяли, потому что будущий генеральный прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский ещё числился в рядах меньшевиков и не выражал восторга по поводу советских порядков.

В камере я встретил Новый год. Честно говоря, если не ведёшь записей или не учитываешь дни, то сбиваешься со счета. Просто в один из дней, во время раздачи пищи раздатчик шепнул – с Новым годом. Значит, 1918 год. Прожито почти двадцать семь лет жизни и кроме родителей некому даже слезу пролить по поводу моей несчастной судьбы.

До «красного террора» оставалось полгода, но в воздухе уже пахло грозой. Как это объяснить, не знаю, но у меня, сидящего в одиночке, было какое-то предчувствие перемен.

Примерно в середине января меня снова вызвали к Дзержинскому.

– Вспомнили, что-нибудь? – спросил председатель ВЧК.

– Трудно что-то вспомнить, если ничего не знаешь, – ответил я. Когда положение безвыходное, то только лишь юмор может поддержать волнение духа.

О намерениях большевиков судить было трудно. 5 января был разгон мирной демонстрации в поддержку Учредительного собрания. 7 января большевики разогнали само Учредительное собрание. С 1 февраля по большевистскому декрету Россия перешла на Григорианский календарь, и после 31 января наступило сразу 14 февраля.

– Товарищ Ленин считает, что вы можете быть полезны Советской власти и вас следует освободить под постоянный надзор до того момента, когда вы добровольно будете работать с новым правительством России, – сказал Дзержинский. – С большим сомнением, но и я огласился с мнением председателя Совнаркома. Товарищ Мария, – громко сказал председатель ВЧК.

В кабинет вошла женщина-чекист. Будем точнее, девушка-чекист. Чекистка. Лет двадцати пяти. В красной косынке, кожаной куртке, подпоясанной ремнём с кобурой нагана, в яловых сапогах.

– Вот, товарищ Мария, ваш подопечный, – сказал Дзержинский. – Пока он наш потенциальный враг. Вы его будете сопровождать везде. Повторяю – везде. Даже спать он должен под вашим присмотром. В случае контрреволюционной деятельности вы можете привести в исполнение подписанный ему приговор социальной защиты – расстрел. Если он от вас сбежит для враждебной деятельности, можете привести приговор в исполнение в отношении себя.

– А от вашего поведения будет зависеть жизнь этой девушки. Вот и выбирайте между вопросами чести и исторической целесообразности, – сказал мне главный чекист страны.

– Вы меня хорошо поняли, товарищ Мария? – спросил Дзержинский девушку.