Читать «Лицей 2017. Первый выпуск (антология)» онлайн - страница 199

— Извините, — едва слышно сказал он. — Я обознался.

Он пошел от нее, но она схватила его за руку.

— Артур. — Она уверенно назвала его имя, словно знала его всегда. Его мгновенно переполнили и удивление, и безумная радость. Он повернулся к ней и взял ее руки в свои.

— Увези меня, — вдруг выпалила Соня. — Прошу тебя. Он уезжает через месяц, — заговорщицки поведала она, — к матери в Тулу. Мы можем сбежать. Ты только все подготовь…

Артур почувствовал страх, похожий на тот, который испытал, когда собирался перемахнуть через турникет, — но на этот раз он ему не поддался.

— Подготовлю, — твердо обещал ей он.

У нее закружилась голова от его ответа, и она поцеловала его.

— Помнишь, — оторвавшись от него, сказала она со счастливой улыбкой, — как мы на чердаке с Кириллом и Любкой гадали на картах и вызывали матного гномика?

— Помню. — Он действительно помнил. Кирилл и Люба стояли перед ним, словно он видел их вчера. Мог даже пересчитать все веснушки на лице Любы и шрамы на пальцах Кирилла. — А помнишь, — в свою очередь окунулся в прошлое Артур, — как я сыграл песню на гитаре, а тебе она так понравилась, что ты не поверила, что это я ее сочинил.

Она смехом подтвердила, что все хорошо помнит.

— Там-та-тара-там…

— Парам-парам, — подхватил он. — Она самая.

Соня протянула руку к его шее и погладила на ней татуировку: бабочку с его именем на крыльях.

Солнце поднималось над городом, высвечивая то, что до этого скрывалось в тени. Поезд, набрав ход, вновь нырял в черноту тоннеля. Артур и Соня продолжали глядеть друг другу в глаза. Они никогда не были на Байкале. До сегодняшнего утра они даже не были знакомы.

Номинация Поэзия

Третье место

Григорий Медведев

Карманный хлеб

Цикл стихов

* * *

Самое время по пояс кариатиде

Андрей Белый

Две дубовые балки держат над головой потолок этот жалкий, уголок родовой. На покатые плечи русских кариатид он возложен — далече им идти предстоит. Неподвижные бревна, тот же вид за окном, но я вижу подробно, что уменьшился дом. Убывает как будто за хозяином вслед, потому — ни уюта, ни тепла уже нет. Сестрам время по пояс, они пробуют вброд, не загадывай, кто из них первой дойдет. Не утонут, не канут, если время — вода, — вровень с мрамором встанут, и теперь навсегда. Я один из последних провожаю их вдаль, не жилец, не наследник, да и гость тут едва ль. Ну да, плоховато жили, но хлеба к обеду нам вдоволь ложили. И в школьные наши карманы, как в закрома, от Родины крохи падали задарма. Ну да, широко не живали, но хлеб из-под парты жевали — вприкуску с наукой пресной и затяжной — вкуснейший, здесь неуместный мякиш ржаной. Я надевал в десятый топорщившийся, мешковатый пиджак (надевал и злился, все ждал, когда дорасту), в котором отец женился в 83-м году. И где он теперь, забытый, с крошками за подкладкой? Такой у меня вопрос. На уроках украдкой хлебом карманным сытый — отца я не перерос.