Читать «Литерное дело «Ключ»» онлайн - страница 14

Гелий Трофимович Рябов

…Подошел к зеркалу: что ж… поблекла, конечно, по сравнению с теми уже далекими днями, внешность, и глаза малость подвыцвели, а вот нос… Наследственное достояние; «что на витрине, то и в магазине». Усмехнулся. «Связи» им были довольны всегда, что же касается товарищей по оружию – о-о, они о нем складывали легенды, знал достоверно. Да вот взять хотя бы начотде-ла: однажды, прибыв в Марсель с инспекцией, усадил в кресло напротив себя, внимательно прочитал отчет (написан был так, что понять мог только посвященный), а потом, закинув нога на ногу и потягивая «Мартель» под сосиску в желе (извращение, конечно, но ведь вкусы поколения складывались не под воздействием Максима, некогда основавшего одноименный ресторан), долго выспрашивал подробности. Ах, эти подробности… мужчины и в старости глубокой сохраняют к ним невероятный интерес, хотя чего уж там…

И, устремив линзы к месту возможного действа, теперь уже прицельно высматривал ту, единственную, с которой следовало начать дорогу к победе. Увы… Прошел час, миновал второй, а она все не появлялась. Звездою севера или, может быть, юга – какая, в конце концов, разница? Мелькнет головка с трудноразличимым лицом, волна волос откроет и мгновенно спрячет изящный изгиб плеча (хотя какой может быть изгиб? Нынче в моде приподнятые прямые плечи, некая портновская затея, более похожая на протез, чем на такую значимую часть прекрасного тела). Так… Кажется, возникло нечто. Мгновенно настроив бинокль, Василий Андреевич разглядел в плывущем мареве женщину лет сорока, затянутую в модный «официальный» костюм, поля шляпки скрывали форму уха (тоже значимая часть: по овалу, изгибам ушной раковины Абашидзе безошибочно определял либидо – уровень полового влечения и даже потенции). Но вот женщина повернула лицо к фонтану, и полковник увидел приплюснутый нос, маленькие, глубоко посаженные глазки, две черные родинки синхронно расположились на правой и левой скуле – женщина являла собою то, что на бытовом русском языке принято называть витиеватым словечком «мурло». Но не смутился, не бросил бинокль, не поморщился даже: в изгибе рта незнакомки, в форме толстых, слегка припухлых губ, в едва заметном шевелении ноздрей – каждая словно вздыхала, сжимаясь и вновь распахиваясь, будто два маленьких кратера, готовых вот-вот начать невероятной силы извержение, – во всем этом скрывалась истина, которую искал… Василий Андреевич усмехнулся и положил бинокль на стол. Применительно к носу «извержение» вроде бы и не обещало ничего хорошего, но это для профанов, непосвященных. Он, изучающий науку любви, давно научившийся мыслить дискурсивно и действовать на самом что ни на есть «прикладном» уровне, – о, он-то знал: то, что тысяче обывателей от главного процесса жизни человеческой покажется чепухой, скукой невыносимой, даже извращением, – ему, гроссмейстеру, посвященному, обещает то, о чем не поется в романсах, скабрезных песенках, не рассказывается в анекдотах и даже на ухо. Эта уродливая дама несла в себе невероятный заряд. «Проведем подготовку, – решил полковник, ощущая даже некоторое волнение. – Поначалу надо выявить точное время, сопоставить, остальное – дело техники…»