Читать «Литературная Газета, 6609 (№ 32–33/2017)» онлайн - страница 8

Для любого противника США, будь то Советский Союз 50-х или нынешняя Северная Корея, самое опасное, когда у американцев возникает чувство безнаказанности, уверенность в военном превосходстве. Поэтому наша страна была вынуждена доказывать в Корее, что способна нанести значительный ущерб американским ВВС, американской стратегической авиации. К этому времени у нас на вооружении стоял реактивный истребитель МиГ-15. Именно на этой уникальной машине наши лётчики доказывали в небе Кореи бесперспективность американских планов тотального ядерного удара по СССР. Для наглядности пришлось сбить шесть десятков знаменитых бомбардировщиков Б-29 «Суперкрепость» и больше тысячи американских истребителей.

Тогда же в 1950 году началась работа над созданием зенитно-ракетного комплекса С-25 – предтечи знаменитых С-300, С-400. Таким образом Советский Союз реагировал на вполне реальную угрозу ядерного удара. В этом же году СССР объявил о наличии у него ядерного оружия. Впрочем, как и Северная Корея сегодня, СССР ещё не обладал достаточными возможностями доставки и, по сути, мог угрожать только союзникам американцев.

Современный конфликт Северной Кореи и США во многом – продолжение войны, начавшейся в 1950-м. Американцы оценивают свои потери так: 112 тыс. погибших, 303 тыс. раненых, 120 тыс. попавших в плен и пропавших без вести. КНДР заявляет о потерях убитыми в 60 тыс. военнослужащих, но если говорить о войне в целом, о двух коалициях «коммунистической» и «антикоммунистической», если считать не только военных, но и гражданское население, речь следует вести о гибели миллионов.

Каким был мир накануне корейской войны? Можно ли называть его сошедшим с ума?

За три месяца до начала боевых действий в «Нью Йоркере» напечатали знаменитый рассказ Сэлинджера «Дорогой Эсме – с любовью и всякой мерзостью», в котором и главный герой находится на грани безу­мия, и весь мир представляется слетевшим с катушек. Есть в рассказе и война – Вторая мировая, хотя и существует она в качестве фона. В интерпретации Сэлинджера она совсем не похожа на нашу Великую Оте­чественную. Достаточно нескольких деталей, чтобы понять, какая пропасть разделяет нас и американцев. Вот, например, эпизод с главным героем, находящимся в глубочайшей депрессии. Он – американский солдат, участвовал в высадке союзников в Нормандии. Читает письмо, полученное на фронте от старшего брата из Олбани: «... раз проклятущая война уже кончилась и теперь у тебя, наверно, времени вагон – так как насчёт того, чтобы прислать ребятишкам парочку штыков или свастик...»

Впрочем, главный герой рвёт это письмо с отвращением, не дочитав до конца. Всё-таки Сэлинджер – самый «русский» из американских писателей, для него «пара штыков и свастик для ребятишек» – признак того, что мир сошёл с ума.

Пожалуй, главная причина, по которой происходящее на планете многими представляется сегодня апогеем международной напряжённости, – это короткая историческая память. Вообще, если говорить об обществе в целом, можно констатировать утрату способности к историческому мышлению, что объясняется просто: народ, не ощущающий своей исторической миссии, теряет интерес к истории. После распада СССР страна, по сути, самоустранилась от решения глобальных задач, сосредоточилась на себе, а её население, хотя и получило немало бытовых преимуществ, приобрело болезни, сопутствующие своему новому положению народа-интроверта – неврозы и фобии. Открытые гео­политические пространства, которые бы вызвали в былые времена инстинкт экспансии, сегодня провоцируют у нас скорее тревогу, своеобразную историческую агорафобию, иррацио­нальный страх перед новыми горизонтами.