Читать «Литературная Газета 6568 ( № 38 2016)» онлайн - страница 18

– Русский интеллигент по своей природе вовсе не мрачен. Его мрачность – следствие нелёгкой жизни и напряжения. А жизнь – это всегда трагедия, пусть и наполненная радостными событиями.

Лично я испытываю счастье от подлинного искусства, когда перечитываю классику. От дорогих воспоминаний. Не потому, что я тоскую по социалистическим временам, нет. Но дело в том, что буржуазность нельзя воспеть, как нельзя написать гениальное стихотворение о прибыли в 200%, о вкусном ужине или о постройке роскошной дачи. Буржуазные радости не входят в круг интересов русского человека, и так было всегда, во все времена. Так оно и останется.

– Насколько я поняла, самые любимые вами поэты те, творчеством которых вы больше всего занимались, – Иннокентий Анненский, Александр Блок и Георгий Иванов. Как вам кажется, есть ли в сегодняшнем поэтическом пространстве фигуры, сопоставимые с этими гениями? Или они остаются на недосягаемой высоте?

– Разумеется, поэтов, сопоставимых с гениями Серебряного века, сегодня нет. Остаётся надежда, что такие фигуры когда-нибудь появятся. Это ведь вершины, а Блок – вообще собирательная вершина русской поэзии ХХ века. И в этом смысле она равноценна Пушкину и Лермонтову. Ведь сила величайшего поэта в том, что он не умалит даже самого простейшего таланта. Всю русскую поэзию ХХ века следует называть великой, гордиться ею, любоваться. Даже если у поэта русского осталось одно или два стихотворения – это тоже достижение. Иногда мы не вправе назвать поэта великим или гением, но то, что на нём есть чеканная принадлежность к чему-то грандиозному, заставляет относиться к нему с уважением. А у нас очень много недооценённых талантов. Например, если говорить о послевоенном времени, Виктор Курочкин – прекрасный прозаик. На некоторых его произведениях лежит, не побоюсь сказать, печать гениальности. Но если бы не кинематограф, его до сих пор не знали бы. Если бы не экранизация повести «На войне как на войне», то его литературная судьба была бы куда скромнее. Больших художников много не бывает, но иной раз нужно сделать какое-то усилие, чтобы их разглядеть.

– А как вы относитесь к Валентину Распутину?

– Я был знаком с ним, но не на короткой ноге. Он был человеком замкнутым, малословным. Если говорить о прозе, мне больше нравятся его ранние вещи. Тот же, к примеру, рассказ «Уроки французского», гениальный, вне всяких сомнений. Конечно, Распутин – чрезвычайно значительный художник, очень крупный. Надо сказать, что люди склонны принижать достижения своего времени. Во второй половине ХХ века были написаны вещи, которые являются великим искусством. Или возьмите того же Юрия Казакова. Некоторые говорят: «А что там у него в рассказах такого происходит? Кто-то рыбу ловит, кто-то по лесу идёт, кто-то стоит у пристани…» Да там всё самое главное у него происходит! Показана огромность мира.

– Влияют ли, на ваш взгляд, обстоятельства жизни на созревание таланта? Если бы Георгий Иванов не пережил эмиграцию, стал бы он действительно крупным поэтом?