Читать «Литературная Газета 6537 ( № 51-52 2015)» онлайн - страница 107
Литературка Газета Литературная Газета
Так, отрезвев, тень свою посылаешь
В ухо шепнуть Посейдону:
Я не знаю теней,
Потому что не помню имён...
3.
А. Блок
Тени Эллады, как боги, живут в именах
Наречённых младенцев.
Дети теней богов и героев, словно
Тени имён их, эллинским днём
в дар – и с дарами – во славу...
Славный флейтист к берегам
странноприимного понта выводит
имён и детей череду... Имя ему – Гомер...
Должность его – крысолов.
Гомеров рожок Посейдоново ухо ласкает...
Ластится волнами день.
В тугую воронку прибоя,
в Посейдоново ухо – Гомер и герои,
и тени, и дети, и я...
...имя своё отпускаю...
забываю себя...
4.
А. Блок
Имя, забытое Мойрами в дремоте полудня,
Ночью, стыдясь, Пенелопа с холста изгоняет,
Чтобы с рассветом его воссоздать
по фрагментам.
Кадр один – эллинский день бесконечный.
В кадре втором изменчивый понт,
быстротечный.
Кадр за кадром – смена богов, их имён и героев.
Дети приходят вослед
параллельно их теням.
Девочка, тень, Эвридика,
Ручонкою машет из ночи,
Имя шепнуть ей невмочь,
Ночь вобрала в себя имя.
Мочи нет вынуть себя, словно рыбу
Из Посейдоновой сети...
Боги Эллады, как дети,
Имена раздарили убогим и нищим.
С кем ты осталась, Эллада?
С днём бесконечным и белым...
Имя его дорогое
понт мне не даст позабыть.
Марина МАТВЕЕВА,
* * *
Давай, Заратустра, зараза, колись:
куда мне пойти, чтоб хоть где-то остаться?
Христа, твоего по профессии братца,
я слушала долго, но вот разобраться
в его письменах не смогла. Будто слизь,
сосульки болтаются на бельевых
верёвках: зима подползла незаметно.
И так симметричны, как смыслы в приметах
народных, тела круглобоких, монетно-
холодных, вонзающих угли под дых
чудных идолиц, не готовых прожить
и дня, но силком отправляющих память
в ту степь, где не знало послушников пламя
твоё, Заратустра. Безвременный камень
его заменял. Высекали ножи
сведённые длани, безрадужный зрак.
И холод монетный не плавили знои,
рождённые долгою сушью степною,
которая может быть помнящей Ноя
в своей долготе… Заратустра, ты прав:
огонь – веселей и теплей, и ещё
дешевле, душевней, душистей, душнее.
Я здесь остаюсь. За стеклом – стекленеет.
И скользкие когти слюды, цепенея,
скребутся туда, где уже горячо.
* * *
Он не поэт. Но было странно с ним,
что здесь ещё поэты есть.
Он был способен с высшей главностью,
возможной в чтении, прочесть.
И бледногубые манерщики
с подрагиваньем пальцев в тон,
и футуристы-недомерки, что
кричат, размахивая ртом,
терялись, что иголки во стоге,
пред этой простотой. Ея,
что свежеранную бересту, где
ножей полянских острия
чертали о деяньях Киевых
варяжьей каменной резьбой,
Ея, святую, как Россия,
во безвременье не упокой!..
Он был из тех, кто в зверью клетку шаг
бросают, словно кость судьбе,
играют в «русскую рулетку» так,
как дети – в салочки. В себе
такие зернят мироскание
на пряжки Млечных поясов…
…Слепой с безногим знают, странные,
