Читать «Литературная Газета 6327 ( № 23 2011)» онлайн - страница 91

«Чуткости к прекрасному, к настоящему учил он студентов в своём поэтическом семинаре», – скажет о нём позднее поэт Юрий Леднёв, один из его первых студентов в лит­институте.

Запомнилась наша случайная встреча в Железноводске: мы в один и тот же день приехали на курорт. Вместо санатория я оказался в больнице, а Валерий практически ежедневно приходил и приносил то фрукты, то новые страницы своих рукописей. Именно тогда я впервые узнал от него многие неизвестные мне факты литературной истории Вологодчины. Он мастерски, с ненаигранным артистизмом читал нам в палате рассказ о ссыльном многострадальце, монахе Василии Сиротине и его песне «…Улица, улица, ты, брат, пьяна!».

От той встречи осталась на память маленькая брошюра – повесть-воспоминание «Мыза Лавола». Она показалась мне столь же искренним, без всяких приукрас документом, свидетельским показанием о войне, каким для многих до того стала повесть Эммануила Казакевича «Звезда». Но у Казакевича в основе повествования был подвиг, а у Дементьева – тяжёлый труд войны. Он хорошо его знал.

Ещё одно воспоминание. Кто-то при Валерии Васильевиче сказал: «Война выковала таланты этих поэтов». Тут же последовал жёсткий ответ: «А сколько талантов она отобрала у нашего народа?»

Исаак ПОДОЛЬНЫЙ, ВОЛОГДА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Сошедший с пьедестала

Живые и мёртвые

Сошедший с пьедестала

ПАМЯТЬ

Пришёл с войны солдат-освободитель Григорий Тягунов к своей молодой жене, одарённой не только красотой, но и беззаветной верностью, какая наблюдалась у русских женщин в самые суровые годины. Вернулся… Каким?..

Война, пережевав большую часть наших сельских, бондарских мужиков, вернула одни огрызки. Искалеченность мужиков, недавних бойцов, заслонивших свою землю, не воспринималась тогда трагически, как несчастье. По крайней мере не было в глазах той боли, которая делает человека жалким, несчастным, зовущим к состраданию. Напротив. Здоровый мужик, у которого ноги и руки на месте, вызывал вместе с восхищением и подозрительность: «Надо же, какой везунчик! Всем хватило, а ему не досталось!»

Возле нашей школы, недалеко от рай­исполкома, а, точнее, напротив, чуть наискосок, располагалась шумная чайная, где вечно толпилась транзитная шоферня, смущая бондарских выпивох и одиноких вдовушек.

К этой чайной тянулось много дорожек, политых бабьими слезами. Одна из дорожек вела сюда и Гришу Тягунова, Потягунчика, как у нас его прозвали. Дорожка шла от его добротного, срубленного прямо перед самой войной, дома. Дом  рубил сам ловко и умело. Силы было не занимать, да и стати тоже. Крутой мужик, напористый – всё сам да сам. А теперь вся сила и мощь Гриши заключалась только в его руках. Позвоночник у него был перебит немецким осколком, но ни от Гриши, ни от его заботливой жены никто никогда не слышал горестных стенаний на свою судьбу. Перемогались сами. Как могли.