Читать «Литературная Газета 6293 ( № 38 2010)» онлайн - страница 67

До войны Оболенский успел принять самое активное участие в деле технического освоения отечественным «Великим немым» звука, в связи с чем стажировался в Германии (где, о чём не единожды упоминается на страницах книги, вальсировал с Марлен Дитрих), снять несколько фильмов, в том числе популярнейшие «Кирпичики» в качестве режиссёра, стать доцентом ВГИКа и даже пережить первый краткосрочный арест, от которого отделался «лёгким испугом».

А вот почти все сороковые, ставшие для кинематографиста по-настоящему роковыми, и половина пятидесятых прошли под знаком страха, в неволе. В октябре 1941-го боец народного ополчения Оболенский попадает в плен. Лагеря, работа на баварском заводе, снова лагерь, затем переход на положение «хиви» (то есть «добровольный помощник немецкой армии») и возвращение в этом качестве на оккупированную территорию… Побег, приведший в Кицканский монастырь в Молдавии, где он принимает постриг под именем Лаврентия… Новый арест в 1945-м с на сей раз куда более серьёзным обвинением в измене Родине – снова лагеря, теперь системы ГУЛАГа, «крепостные театры», затем Минусинский драматический, в котором он трудится – осветителем, артистом, режиссёром, – уже будучи вольнопоселенцем.

…И ещё тридцать пять лет долгой и, насколько можно судить (в частности, исходя из текстов «Свидетеля и участника эволюции…»), счастливой, насыщенной творческой жизни. Свердловская киностудия, Челябинское телевидение, наконец, руководство клубом фото- и кинолюбителей Дворца культуры «Прометей» города Миасса. В 70-летнем возрасте (фактически – раньше, но в «регулярном режиме» именно с 1972 года) Леонид Оболенский переживает беспрецедентное второе киноактёрское рождение, активно снимаясь на многих студиях страны, преимущественно в ролях старых аристократов, и постепенно занимает едва ли не главное положение на амплуа благородных отцов – «обломков Империи».

Его навряд ли можно назвать великим артистом. Во второе своё пришествие на экран – в ещё большей степени, нежели в первое – Оболенский являлся, памятуя давнее кулешовское определение профессии, натурщиком. На него во многом «работали» порода, стать, «княжеский» имидж (хотя Леонид Леонидович по иронии судьбы принадлежал отнюдь не к линии князей, а к побочной ветви «интеллигентов Оболенских»), реноме «уходящего объекта», конечно же, биография. Но он, без сомнения, был человеком во многих отношениях выдающимся – носителем громадного количества всевозможнейших знаний, обладателем глубокого и острого парадоксального ума (а в противном случае не стал бы он многолетним собеседником и корреспондентом вышеупомянутого Эйзенштейна), поразительным образом сохранившим полноценную любовь и искренний интерес, даже жадность к жизни до своего без самого малого девяностолетия. И образ этого своеобразнейшего уральского Сократа, может быть, даже несколько более важный, чем фигура Оболенского – кинематографического деятеля, встаёт со страниц книги, изданной в одном из его городов, Челябинске, во всей красе.