Читать «Литературная Газета 6283 ( № 28 2010)» онлайн - страница 116

Литературка Газета Литературная Газета

Безусловно, публицистика – неотъемлемая часть творческого наследия И.А. Бунина, документ времени. Но это документ, в который, как отмечает, например, Даниэль Риникер, Бунин не раз вносил многочисленные правки – стилистические, документальные, идеологические. Мало того что сам текст «Окаянных дней» лишь основан на дневниковых записях Бунина московского и одесского периода 1918–1920 гг. его жизни, а в основном написан заново в 1925–1927 годах уже в Париже по просьбе редактора газеты «Возрождение» П.Б. Струве. Бунин, «готовя «Окаянные дни» для берлинского собрания сочинений, значительно переработал текст по сравнению с газетным вариантом. Однако эта правка не была окончательной…». «Изучение этой правки показывает, что она носила как стилистический, так и идеологический характер». Многократное и тщательное исправление текста всё-таки не могло не исказить документального начала. «В тексте «Окаянных дней», – замечает Д. Риникер, – обнаруживаются пласты, различающиеся по происхождению и по времени написания».

Что же служило главным источником глубокомысленных выводов и ожесточённых высказываний Бунина? Газеты и слухи.

«Всё слухи и слухи», – пишет он в «Окаянных днях» 12 апреля 1919 года в Одессе. «Бешенство слухов. Петроград взят генералом Гурко, Колчак под Москвой, немцы вот-вот будут в Одессе». Ничего этого на самом деле не происходило, но Бунин жил слухами и надеждой, что они сбудутся.

Вот выдержки всего из двух страниц «Окаянных дней» от 28 февраля 1918 года. «Вести со Сретенки – немецкие солдаты заняли Спасские казармы»; «Слух, что в Москве немцы организовали сыскное отделение»; «В Петербург будто бы вошёл немецкий корпус»; «Говорят, что Москва будет во власти немцев семнадцатого марта». (На самом деле и этого не было. – И.И.) «Рассказывал в трамвае солдат…» «Д. получил сведения из Ростова…» Д. прибавил: «Большевики творят в Ростове ужасающие зверства… расстреляли 600 сестёр милосердия». Ну если не шестьсот, то всё-таки, вероятно, порядочно». «Повар от Яра говорил мне…» «Вести из нашей деревни…» И так – едва ль не на каждой странице.

Читаешь – и тебя, сегодняшнего, тоже вдруг охватывает неосознанный ужас. Понятно, что, кроме газет и слухов, других источников информации Бунин не имел и не мог иметь, жил в великом расстройстве и панике. Но разве, читая эти статьи, сегодня мы не должны учитывать бунинское психологическое состояние и нескрываемую пристрастность?

10 февраля 1918 года Бунин пишет: «Ещё не настало время разбираться в русской революции беспристрастно, объективно… Это слышишь теперь поминутно. Беспристрастно! Но настоящей беспристрастности всё равно никогда не будет. А главное: наша «пристрастность» будет ведь очень дорога для будущего историка. Разве важна «страсть» только «революционного народа»? А мы-то что ж, не люди, что ли?»

Люди, конечно же, люди! Только другие люди – господа, люди других сословий, других интересов, чем интересы простонародья, «полудикарей», «черни».

Бунинская публицистика, особенно «Окаянные дни», – это в значительной мере коллекция слухов, домыслов, а кое-где наверняка и его богатейшего воображения, о котором он сам говорил, сопоставляя свою способность фантазировать с аналогичным даром Л.Н. Толстого. 11 марта в «Окаянных днях» запись: «Толстой сказал про себя однажды: «Вся беда в том, что у меня воображение немного живее, чем у других…» Есть и у меня эта беда».